Древнегреческая культура

Главная для античности древнегреческая культура формировалась на основе нескольких предшествовавших культур. Критская (миной-ская) культура (3—2-е тыс. до н. э.) существовала за счет активной мор­ской торговли со всем Средиземноморьем, экспортируя вино, оливко­вое масло, изделия художественного ремесла, оружие и получая взамен цветное стекло и фаянс из Египта, медь с Кипра, коней с сирийских пастбищ, слоновую кость и драгоценные металлы из Ливии.

Крито-микенская цивилизация — первая в Европе — возникла при­мерно на рубеже 3—2-го тыс. до н.э. Ее материальная основа включала производящее хозяйство, медно-бронзовую металлургию, городские поселения с оборонительными стенами, дворцы.

Города на Крите и материковой Греции формировались вокруг двор­цов. На Крите они были неукрепленными, на материке — крепостями. Размеры этих сооружений грандиозны. Один из дворцов на Крите за­нимал площадь в 10 тыс. кв. м и имел два или три этажа. Крепость в Микенах отличалась стенами толщиной до 10 м и высотой до 18м.

Дошедшие до нас памятники — в основном дворцы и захоронения знати, где найдено огромное количество предметов, представляющих блестящие образцы ремесла и искусства. Это сосуды из керамики, камня и металла, бронзовое оружие, изделия ювелиров.

Микенцы и особенно критяне были отличными мореходами и построили флоты, состоявшие из парусно-гребных кораблей, способ­ных совершать дальние морские походы. Критяне изобрели киль и шпангоуты, чем придали большую прочность корпусу судна.

Крит стал первой морской державой на Средиземном море, его об­щество можно охарактеризовать как восточную деспотию, где земля принадлежала государству. О его патриархальном укладе свидетельству­ют групповые гробницы и двухэтажные жилища.

Безусловное господство на море давало критянам возможность не строить оборонительных сооружений. Сохранились дворцы в Кноссе и Фесте, царская вилла, дома вельмож. Дворец в Кноссе напоминает город-лабиринт: там помещаются залы для зрелищ и состязаний, жи­лые помещения, мастерские и др. Являясь как бы продолжением хол­ма, дворец снаружи — живописное чередование лестниц и террас, ка­менных и кипарисовых колонн. В залы свет проникает из типичного для Крита открытого центрального двора, а также через специальные отверстия в перекрытиях и потолках: теплый климат позволял обилие проемов. На стенах дворцов — яркие фрески совершенной техники ис­полнения и гипсовые рельефы, изображающие сцены придворной жиз­ни, животных и растения: кабан, преследующий зайца, кот, подкарау­ливающий петуха, сцены игры с быком, танцовщицы и юноши с риту­альными сосудами, придворные дамы в пышных юбках, затянутые в корсеты и с обнаженной грудью.

Реализм фресок первого стиля сменяется стилизацией и скован­ностью второго стиля, фрески которого более похожи на орнамент. Ярко выражена и стилистическая эволюция в керамике: геометрический мно­гоцветный рисунок сменяется на сосудах рисунком натуралистическим, а затем — стилизациями, близкими к орнаменту.

Около 1450 г. до н.э. на Крит вторглись греческие (ахейские) племе­на, более примитивные и воинственные, которые подпали под влия­ние критской культуры и сохранили лишь некоторые черты своей род-ной северной культуры, например, носили усы и бороды. Центро’м но­вой цивилизации стал город материковой Греции Микены. Во главе го­сударства стоял царь с довольно обширным окружением и развитой I сетью чиновников. Правитель являлся крупнейшим землевладельцем, 1 но также собирал и подати. Наряду с его наместниками в некоторых I районах остались и местные цари, при некоторых из них существовали I еще советы старейшин. Цари, противостоявшие земледельческим об- I щинам, по-видимому, выделились из воинской верхушки; иногда они I были пришельцами.

Расшифрованные хозяйственные документы говорят о наличии I большого количества рабов — в некоторых хозяйствах до нескольких I сотен, в отличие от домашнего рабства критской культуры и последую- I щей древнегреческой. Говорится также о рабах, являвшихся собствен- I ностью бога или богини (очевидно, храма). Рабов держали и ремеслен­ники, которые одновременно могли быть совладельцами общинной земли. Не все ремесленные профессии нам известны, но упоминаются пекари, гончары, плотники, корабелы, кузнецы, ювелиры, оружейни­ки. Идет речь о различных видах одежды, предметах роскоши, инкрУ’ стированных столах, колесницах.

В перечне богов встречаются и греческие боги (кроме Аполлона Ареса) и женские прототипы Посейдона (Посидея) и Зевса (ДивйЯ/¹ I В критской мифологии была и богиня ветров. Дионис упоминается и как бог, а обыкновенный человек, вероятно, известный многим своим соотечественникам (родоначальник виноделия?). Центральной фигу­рой микенской мифологии была богиня-Мать.

Дворцы в Микенах, Тиринфе, Пилосе и другие похожи на критские. Также украшены росписями, однако обнесены мощными стенами (кро­ме Пилоса). Место центрального открытого двора занимает большой прямоугольный зал с четырьмя колоннами и очагом в центре (мегарон). Более холодный климат не позволял иметь много окон (в мегароне их вообще не было — свет проникал через двери и отверстие в потолке над очагом). Мастерские были уже выведены за пределы дворца, сооруже­ны скрытые водопроводы.

Сохранились три системы письменности Эгейского мира: иерогли­фическое письмо (начало 2-го тыс. до н.э.), линейное письмо А (XVII-XIV вв. до н.э.) и линейное письмо Б (XIV—XIII вв. до н.э.). Последнее удалось расшифровать. В нем содержалось 88 знаков — больше, чем в письме звуковом и гораздо меньше, чем в иероглифическом. Оказалось, что это письмо слоговое, но заимствованное у догреческого племени, т. к. мало соответствует звуковому строю греческого языка. Сохрани­лись только хозяйственные записи на глиняных табличках, но, очевид­но, существовала уже устойчивая устная традиция фольклора, поскольку именно этому времени соответствует содержание сказаний троянского и фиванского циклов. .

Микенский дворец — это дворец Атридов и Агамемнона, который возглавил объединенный поход на Трою, сплотивший племена греков в единый народ. Истинной целью похода был захват плодородных зе­мель.

На широкой круглой площади на подходе ко дворцу были обнару­жены шахтные гробницы. Для позднемикенской эпохи (XIV—XII вв. До н. э.) характерны купольные гробницы. В одной из них была обна­ружена гробница “Агамемнона”, наиболее пышная как по монумен­тальности, так и по обилию золотой утвари и украшений. Наиболее цен­ными находками в этих гробницах являются золотые посмертные ма­ски владык. Тут важно отметить существование постоянных отноше­ний ахейцев с Египтом.

Собственно древнегреческая культура качественно определилась лишь к VIII в. до н.э. Можно выделить следующие периоды^ разви­тия:

1. Гомеровская Греция (XI-VIII вв. до н.э.)
2. Архаическая Греция'(VII-VI вв. до н.э.)
3. Классическая Греция (V – первые три четверти IV в. до н.э.)
4. Эллинизм (конец IV — до I в. до н.э.).

Рост населения и недостаток плодородных земель на гористом по­луострове заставили греков организованно расселяться по всему сре­диземноморскому и черноморскому побережью, создавая земледель­ческие колонии. Получая из метрополии товары в обмен на зерно и часть из них продавая местному населению, колонии стали и торговы­ми центрами, выступая посредниками между Грецией и другими стра­нами. В активные торговые связи оказались втянуты все страны Сре­диземноморья. Торговля стала основным занятием прежде всего мало­азиатских и италийских городов. Получило развитие судостроение: на судах появились палубные надстройки, паруса; скамьи для гребцов раз­мещались в два, затем в три яруса.

Основным типом боевого корабля была триера. Ее средние показа­тели: длина – 40 м, водоизмещение – 100 тонн. Гребцы располагались в три яруса, имелась мачта с парусом. Отдельные корабли-“рекордсме-ны” были гораздо крупнее, их водоизмещение достигало 3—4 тыс. тонн и даже более.

Важным ремеслом в Древней Греции было керамическое производ­ство. Имея очень простое оснащение – ручной и ножной гончарный круг, печь для обжига — греческие ремесленники изготавливали огром­ное количество высококачественных остродонных амфор и пифосов, которые выполняли функции тары, десятки видов столовой и парад­ной посуды, черепицу и т. п., обеспечивая всем этим не только свою страну, но и огромные пространства трех континентов, где археологи и сегодня находят остатки изделий античных гончаров.

Древним грекам античной эпохи принадлежат крупные достижения в области материальной культуры. Например, в добыче и обработке ме­таллов: меди, серебра, золота, железа. Шахты, в которых добывалась руда, достигали глубины 120 м. В них использовались водоотливные приспособления, в том числе архимедов винт, мельницы для дробле­ния руды.

Греки изобрели кузнечную сварку, использовали способ амальга­мации для извлечения благородных металлов, в обработке которых достигли высочайшего мастерства, применяя технологии ковки, литья, штамповки,волочения и др.

Греция экспортировала железо, шерсть, керамику, серебро, оливко­вое масло. Острова Самос и Хиос славились обработкой металлов. Тка чество и кожевенное дело развивались в Лидии, ремесло — в Ионии (Милет). Появились деньги (ранее мерой стоимости служили быки), улучшалось качество товаров, росло число рабов, занятых ремеслен­ным трудом. Греки вытеснили финикийцев, ранее расселившихся по Средиземноморью. Однако не следует забывать, что изначально ни тор­говля, ни ремесленный труд не были почетными занятиями у греков: полис — это сообщество земледельцев.

Нашествие дорийцев, разрушив монархию, обновило крестьянскую общину. Недобрая память о монархии — и об изнуряющих налогах то-же — навсегда осталась в основе греческой культуры. Даже против пись­менности долгое время сохранялось предубеждение, т. к. она ассоции­ровалась с налоговыми и долговыми списками. Патриархальные родо­вые группы, возглавлявшиеся выборным басилеем (царем), объединя­лись во фратрии, фратрии – в филы (племена), имевшие общего пред­ка и населявшие одну деревню.

В процессе миграции (или противостояния миграции) возникали объединения деревень, очевидно, вокруг укреплений, которые со временем превращались в города. Полис по-прежнему делился на фи­лы и управлялся несколькими басилеями, один из которых признавался главным. Существенной чертой полиса являлось наличие военной ро­довой аристократии, которая в гомеровскую эпоху сосредоточила в сво­их руках всю полноту власти. Не следует забывать, что возможность за­ниматься земледелием (основным для колоний-полисов) обеспечива­лась и завоеваниями территорий. Сам полис можно рассматривать как форму организации, с помощью которой аристократии удалось покон­чить с властью общины: в полисе филы лишь представлены.

В конце VII — в VI в. до н. э. политическая ситуация изменилась, владельцы мастерских и купцы стали теснить родовую аристократию. Но рост значимости ремесла и торговли привел и к упадку сельского хозяйства в метрополии. Не устраивала общину и зарождающаяся “ти-мократия” – власть богатства. Однако’во многом интересы общины и нового класса совпадали. Особенно настоятельной была потребность в судебной реформе. Хранителями правовых традиций и их толковате­лями являлись аристократы. Переход к фиксированным правовым нор­мам (с записью законов) значительно подорвал возможность судебно­го произвола и взяточничества. В содержании же новых законодательств отражалась борьба уже между общиной и торгово-ремесленным сосло­вием.

Ранние законодательства отстаивали мировоззрение и интересы об­щины. Лишь в законах Харонда (г. Латан на Сицилии) можно заметить влияние новых политических слоев: фиксация норм торговых отноше­ний, представление о соразмерности наказания (правда, в примитив­ной форме – “око за око”). Целью же большинства законов оставалась защита крестьянства от экономически активных чужестранцев; зако­ны Залевка (италийский г. Локры) прямо запрещали посредничество, давая возможность крестьянам самим заниматься сбытом. Следуя древ­ним традициям общины и ограждая граждан от крючкотворства, это законодательство не признавало письменных контрактов — только со­глашения при свидетелях.

Законы Драконта, афинского архонта (621 г. до н.э., отсюда — “дра­коновские меры”) своей жестокостью напоминают табуальные запре­ты — очень многие нарушения карались смертью. Убийство еще вос­принималось как преступление не против личности, а против государ­ства (общины, рода), запрещалось носить в городе оружие и безопас­ность граждан обеспечивалась силами должностных лиц. (Как ранее в функции жреца входила обязанность очищать местность от оскверне­ния — от пролитой крови.) Правда, дела об остальных преступлениях должен был возбуждать сам пострадавший.

В основном защищало интересы общины при торговых отношениях и законодательство Солона (Афины, 594 г. до н. э.): аннулируются дол­ги, отменяется долговое рабство, ограничиваются возможности при­обретения земельных участков, запрещается вывоз сельскохозяйствен­ной продукции (кроме оливкового масла), ремесленники не получают политических прав.

Первоначально демократия выражалась в разрушении наследствен­ных прав аристократии на власть, но одновременно ужесточалась струк­тура правления: во всех полисах на этом этапе к власти пришли тира­ны. Иногда они захватывали власть только для изменения государствен­ного строя, введения новых законов, как Питтак на Лесбосе. Но чаще пытались сделать свою власть наследственной, чему народ отчаянно противился. Тем не менее власть тиранов была демократична не толь­ко формально: стараясь добиться одобрения народных масс, они забо­тились о благосостояния населения, о сохранении народных традиций.

Но борьба с родовой аристократией вела и к разрушению родовых структур — почти во всех полисах деление на филы стало территори­альным, а не патриархальным.

Уже во второй половине VI в. до н. э. борьба аристократии и общи­ны стала не столь непримиримой: если в конце VII в. в Сикионе прояв­ление антиаристократических тенденций было связано с поддержкой культа Диониса и запретом рецитации Гомеровских поэм, утверждаю­щих аристократические идеалы, то в конце VI в. Гомеровские поэмы были включены в постоянную программу Панафинейских празднеств. Это объяснялось тем, что тираны (как Писистрат в Афинах) часто бы­ли из аристократов, прославивших себя в войне. В 509 г. до н. э. Клис-фен, свергнув тиранию Писистратидов в Афинах, заменил родовые фи­лы территориальными, включил в число граждан много других жите лей полиса и рядом социальных реформ закрепил победу демоса над аристократией.

Такой демократизм был вызван военными соображениями. Актив­ность персов в VI в. привела к упадку малоазиатских колоний, и центр политической и культурной жизни переместился в Афины. Участие тор-гово-ремесленного населения в политической жизни полиса позволи­ло Афинам создать мощный флот и не только победить персов, но и возглавить антиперсидский Эллинский союз. Именно использование экономической мощи всей зоны Эгейского моря обеспечило расцвет культуры Афин в V в. до н.э.

Во второй половине V в. противостояние торгово-ремесленного со­словия и родовой аристократии превратилось в противостояние Афин и Спарты. 30-летняя война между двумя коалициями государств подо­рвала экономическую и политическую мощь Греции.

Значительную роль в эволюции социальной структуры играло общественное мировоззрение. Как и в Египте, мифология в Греции изначально фиксировала и символически интерпретировала сезонные земледельческие работы: культ Деметры, богини плодородия (дочь ко­торой, Персефона, треть года проводит в подземном царстве), культ Ди­ониса, бога плодородия и виноградной лозы, виноделия; орфический культ. Позднее, как и в Египте, возник мотив загробного мира, поту­стороннего существования. В культе Деметры счастливое посмертное существование (воздаяние) обеспечивалось посвящением и выполне­нием определенных обрядов.

У орфиков и в культе Диониса родилась идея бессмертной души, способной на существование отдельно от тела. Но если орфики создали сложную картину посмертного воздаяния, считая, что душа переселя­ется из одного тела в другое, и отодвигая момент слияния с божеством в далекое будущее, то простонародный культ Диониса демонстрировал возможность “регулярного” освобождения души под воздействием ви­на, в оргиастических шествиях. Демократическому сознанию импони­ровала такая легко достижимая свобода, иллюзорное, но реально ощу­тимое улучшение своего положения.

Независимо от своего содержания различные культы выполняли консолидирующую роль: либо в местных (родовых) полисных масшта­бах, либо становились идеологией даже межполисных объединений: до­рический гексаполис вокруг святилища Аполлона в Книде, объедине­ние 12-ти племен Северной и Центральной Греции с центром в Дель-фах (19, 60). Объединения племен как бы на религиозной почве стали прообразом последующих политических и военных союзов.

Под влиянием трудовой и социальной практики мифология была подвергнута несвойственной ей систематизации (Гесиод) и даже направ­ленной обработке (орфики). Но этапным в зарождении новой формы сознания следует считать осмысление аллегорического, предметно-вещественного содержания мифа, например, миф о Дионисе воспри­нимался как иносказание о возделывании виноградниками получении вина (22, 164). В период возникновения философии такого рода “бы­товые” интерпретации мифов продолжались и множились (4, 99-101).

Различие в социальных позициях основных противостоящих сил — земледельцев, аристократии и купечества — способствовало окончатель­ному формированию основных направлений в философии – материа­лизма, объективного и субъективного идеализма, которые определили в свою очередь и основные подходы в искусстве.

Ценностные установки, характерные для героической эпохи, были результатом ориентации на родовые идеалы, тогда как для гражданско­го общества достаточными были нормы, т. е. следование законам (ма­териализм). Оппозиционное отношение к крепнущему влиянию тор-гово-ремесленной чужеземной идеологии сблизило впоследствии об­щины с ее родовой аристократией так, что аристократ Платон высту­пал против частной собственности, возведя общинные идеалы и тра­диции военной демократии в принцип государственного устройства. Сам объективный идеализм Платона можно истолковать как поэтиза­цию закона, процесса его осознания, государственного воплощения.

Поскольку для торгово-ремесленного слоя законы полиса долгое время были враждебными, а этническая среда чуждой, постольку все общественные нормы поведения воспринимались им как искусствен­ные, субъективные (софисты). Такая точка зрения была близка рабам и деклассированным элементам. Следует, однако, иметь в виду, что от­ношение к различным течениям в философии менялось в зависимости от изменения положения данного слоя в обществе.

Распад старых родовых связей, рост личной экономической само­стоятельности привели к росту самосознания, фактически к становле­нию личности в современном смысле этого слова. Возник интерес к внутреннему духовному миру человека, к его индивидуальным особен­ностям. Это кардинальное изменение структуры субъекта не могло быть еще осознано, но было отмечено и выражено в различных формах общественного сознания.

Прежде всего интерес к внутреннему миру выразился в оформле­нии лирики как литературного жанра (в VII в. до н.э.). И естественно, что ведущей темой нового жанра стала любовь. Наряду с наиболее яр­кой лирикой о любви-страсти (поэтесса с о. Лесбос Сапфо, Алкей, Пин-дар) возникла лирика о любви-игре, развлечении или разновидности интеллектуального общения, где также проявляется индивидуальность (Анакреонт).

Наряду с интимной лирикой (а быть может, в противовес) возникла лирика гражданская, обратившаяся уже к обществу, а не к отдельному герою (Солон, Тиртей), а также ямбы — стихи назидательной, нередко сатирической направленности (Архилох, Мимнерм, Гиппонакт).

Сочетание различных типов мировоззрения с лирическим началом создало греческую трагедию — наивысшее достижение античной куль­туры периода высокой классики. Для драматических представлений строили на склонах холмов обширные амфитеатры, рассчитанные на десятки тысяч зрителей.

Трагедия, возникшая из культовых игр и ритуалов праздника Дио­ниса, первоначально являла собой усложненный диалог хора с актером (затем двумя, тремя). Великие Дионисии (март—апрель) знаменовались состязаниями трагиков: каждый представлял три трагедии и драму са­тиров. Вместо подвигов в трагедии изображались страсти и страдания человека.

Победа личностного начала над родовым особенно занимала “отца трагедии” Эсхила. В трилогии “Просительницы”, “Египтяне”, “Дана­иды” он выражает сочувствие к девушкам, насильно выданным замуж, и оправдывает убийство ими своих женихов в брачную ночь. В то же время он поет гимн браку по любви — одна из данаид сохранила жизнь своему мужу, т. к. полюбила его.

В трилогии “Орестея” жена не может простить мужу, что он пожер­твовал их дочерью, ставит государственное выше личного. В то же вре­мя Эсхил отстаивает новый патриархальный брак: сын убитого, Орест, принимает сторону отца и мстит матери. Впервые в мировой литерату­ре Эсхил воспевает знание в образе Прометея, принесшего огонь лю­дям.

Особенно ярко отображены судьба и страдания человека на фоне близких мифологическому сознанию объективно-идеалистических представлений о роке (потом — законе), который торжествует вопреки всему. В трагедии Софокла царь Эдип пытается бороться с судьбой: уз­нав от оракула о том, что ему предстоит убить отца и жениться на соб­ственной матери, он уходит из дома (не зная, что он приемный сын). Во время странствий Эдип убивает своего настоящего отца, не подо­зревая об этом. В городе, освобожденном им от сфинкса, он женится на своей матери — вдовствующей царице. Чтобы избавить город от мо­ра, он предпринимает отчаянные попытки найти и наказать убийцу прежнего царя (себя).

Величайший из трех трагиков, “философ на сцене”, Эврипид отчасти разделял убеждение софиста Протагора, что “человек есть мера всех вещей”, а все социальные нормы, обычаи и представления есть нечто враждебное и чуждое личности. В трагедии “Медея” — одном из пер­вых шедевров мировой драматургии — муж Медеи Ясон, для которого она пожертвовала всем, женится на другой, молодой и богатой, что­бы… обеспечить Медею и ее детей, т. е. “ради семьи” предает чувства жены. Медея не рассуждает, не борется — она страшно мстит, отвергая

все социальные устои, слушаясь только голоса страсти,Двтор явно на ироздания.

Если общий эмоциональный фон трагедии был обусловлен ее пря­мым родством с официальными культами, сущностью которых было жертвоприношение, то родоначальниками комедии были более древ­ние фаллические обряды, тесно слившиеся с общинным мировоззре­нием. Использование фаллических песен против притеснителей общи­ны придало комедийному жанру обличительную направленность. При этом главным оружием стало высмеивание.

Правда, высокая комедия Аристофана (ок. 445 — ок. 385 гг. до н. э.), ориентированная на достаточно образованную и равноправную ауди­торию, отличалась интеллектуальным характером. С позиций общин­ной морали он доказывал непреемлемость субъективного толкования социальных процессов и норм и вытекающего отсюда индивидуализ­ма. Аристофан не мыслил счастья человека вне общего счастья, осоз­навая, что политическая борьба ведет к власти все более страшных лю­дей. Волшебное преображение Афин, считал он, возможно лишь с возвратом старых героических идеалов (“Всадники”). Причем замет­но, что сам Аристофан понимал, что это лишь мечты, поскольку геро­ические идеалы тесно связаны с войной, а война хороша только для богачей и плутов (“Ахарняне”). Может быть, и общинные идеалы ему не совсем ясны: идея общности имущества абсурдна, т. к., например, ведет к обобществлению жен и мужей (“Женщины в народном собра­нии”). Но все же Аристофан за более справедливое распределение. По-видимому, причина того, что Плутос (бог богатства) слеп и деньги по­падают не производителям-земледельцам, а паразитирующим членам общества, в том, что насаждаются неверные идеалы. За это он осуждал философов-софистов, к которым относил и Сократа (“Облака”), а в литературном творчестве “разоблачал” Эврипида как носителя вред­ного скептицизма, певца темных страстей души, и противопоставлял ему Эсхила (“Лягушки”). Как видим, в мировоззрении литераторов от­разилась борьба социальных идей в их философском оформлении.

Эволюция социальной структуры отражалась и в планировке грече­ского города. На возвышенности располагался акрополь. В Греции клас­сической эпохи это средоточие святилищ и общественных зданий. В долине простиралась агора — площадь для общественных собраний, от­ражение демократического периода в истории собственно полиса. Ни­же располагалось будущее человеческой истории — нижний город, где жили ремесленники, торговцы… Поскольку властителя как постоян­ной структурной единицы не существовало, акрополь можно рассмат ривать как своеобразное продолжение агоры, тем более что священно­действие (принесение жертвы) совершалось на глазах всех желающих.

Возможно, храм служил моделью священной рощи; ранее и колон­нада была деревянной: об этом свидетельствуют остатки деревянных конструкций – стилобат — высокое основание колонны для изоляции от сырости, наклонные скаты крыши, водостоки. Колонны сужаются кверху, посередине имеется утолщение, имитирующее пластичность ма­териала. Колонны наиболее древнего стиля (дорического) вообще ли­шены базы, возможно, для полноты сходства с деревьями. Быть может, и каннелюры — вертикальные желобки на колонне, образующие ост­рые ребра, – имитировали кору. Существуют и другие храмы – в виде пещеры (фронтон над входом похож на очертания горы, там помещали изображения небожителей); колонны – наследие фаллического культа или египетские обелиски (лучи света), человеческие фигуры (а канне­люры — складки одежды).

Последняя гипотеза была распространена уже в античности: дори­ческая колонна считалась символом мужчины, ионическая – женщи­ны, коринфская — девушки, несущей корзину. Действительно, в хра­мах колонны дорического ордера заменялись или дополнялись иногда мужскими фигурами (атлантами), а колонны ионического ордера — женщинами (кариатидами).

Следует заметить, автор классификации различных стилей в древ­негреческой архитектуре Витрувий (I в. до н. э.) считал, что храм выяв­ляет скрытую геометричность Среды; но, возможно, храм как символ упорядоченного мира противопоставлен хаосу окружающей природы. В этом случае аналогия между колонной и человеком более логична. • Эту концепцию подтверждает и общий сюжет скульптурного оформ­ления здания — борьба и победа антропоморфных богов над хтониче-скими божествами (позже — новых богов над старыми). Следует отме­тить общую трагическую эмоциональность скульптурного оформления храма, которая подготавливает к главному действу — жертвоприноше­нию (в принципе — человеческого).

Поскольку храм считался жилищем божества, его главное помеще­ние копировало прямоугольный зал царского дворца; главный фасад был обращен на восток. Классический тип храма (периптер — “оперен­ный”) – прямоугольный, со всех сторон окруженный колоннами. Чет­ко различаются несущие и несомые части. Храм имел преддверие (про-наос), святилище (наос), освещенное через световые люки в потолке, и опистодом — маленькое помещение с выходом в задней стене храма, где ранее помещалась сокровищница. Храмы раскрашивались в основ­ном красной и синей краской.

Не менее важную функцию в формировании и управлении общест­венным мировоззрением играла скульптура, которая не только укра шала храмы, но и служила религиозному культу. Она ориентировала че­ловека архаической эпохи на героические идеалы, и религиозное чув­ство грека не было замкнуто стенами храма. Живя среди сощга разных богов и богинь, он тем более был готов увидеть божество в победителе игр, которые именно для того и проводились, чтобы среди людей (родов, полисов) выявить того, кто отмечен благоволением богов.

Религиозное чувство грека и мышление вообще формировалось под влиянием пластических форм. Он видел божественное проявление в победе обнаженного аристократа на состязаниях и, следовательно, в его физической красоте. Физическое совершенство в общественном сознании олицетворяло и благородство (к участию в играх допускались лишь аристократы), и непременный успех, т. к. в войнах того времени именно знатные воины (обученные и вооруженные лучше остальных) были решающей силой. Поэтому первые скульптуры — это куросы и коры: идеальные фигуры юношей и девушек. Чтобы скульптуры смотрелись идеально при любом освещении и были максимально похожи на живых людей, их раскрашивали.

В этих неподвижных стилизованных фигурах можно заметить и от­голоски египетских мотивов, однако очевидно функциональное несход­ство скульптур. Греки возвеличивали свои идеалы в бронзовых скуль­птурах — победителей олимпийских игр и т. п.

Скульптура мраморная была характерна для храмов, ритуала жерт­воприношения, поэтому отображала трагические жанровые сцены.

Своей изначальной приверженности к гармонии, понимаемой преж­де всего как симметрия, греки не изменяли никогда. Дальнейшее раз­витие скульптуры можно рассматривать как поиск иных путей дости­жения симметрии.

Эквивалентом симметрии в скульптуре служило равновесие. Было замечено, что “Дискобол” Мирона (470—440 гг. до н.э.) не смог бы бро­сить диск, не нарушив равновесие позы. Уже Поликлет разрабатывал художественный канон, подбирая варианты пропорций. Однако его статуи лишь изображают возможность движения — одна сторона тела статична. Это обусловлено и особенностями скульптуры, которая дол­жна сохранять максимальную устойчивость.

Мраморная скульптура еще больше сковывала художника хруп­костью материала. Однако и предоставляла дополнительные возмож­ности, которые раскрыл замечательный скульптор Парфенона Фидий (третья четверть V в. до н. э.). Чтобы достичь гармонии, Фидий преодо­левал скованность отдельных фигур ритмом композиции. Пластика, сюжет и философское содержание составляли единое неразрывное це­лое: например, многофигурные ансамбли барельефов Фидия на фри­зах Парфенона — шествие афинских граждан.

Другой находкой Фидия было расположение скульптурных складок одежд, которым он умел создавать иллюзию движения независимо от положения тела, и даже безотносительно к анатомии и возможному ду­новению воздуха. Эти поиски и способы достижения гармонии можно считать зарождением в искусстве приемов ритмизации и маньеризма (достижение эффекта за счет надуманных искажений).

Ритм становится основным художественным приемом рельефов Скопаса (первая половина IV в. до н.э.). Общее равновесие достигается тем, что неподвижность одних фигур компенсируется движениями дру­гих, разнообразием и выразительностью поз. Таким образом ритми­чность композиции достигается через экспрессионизм. Скопас творил в то время, когда братоубийственная борьба между Афинами и Спар­той сделала бессмысленной воинскую доблесть, а тем самым и герои­ческий идеал. В рельефах Скопаса отчаянные движения воинов под­черкивают трагичность идеи: среди них нет победителей — только жерт­вы. Использование большого незаполненного пространства в фоне по­зволяет выделить отдельные фигуры и придать каждой особое значение вне зависимости от общей сцены поединка. В контексте рельефов Скопаса, особенно в изображающем битву женщин и мужчин (Амазо-номахия, Фриз Галикарнасского музея, IV в. до н.э.), философский тезис “человек есть мера всех вещей” начинает восприниматься одновремен­но как насмешка и как похоронный плач.

Пракситель тоже перестал видеть в человеке (и боге) гармоничное существо, но не перестал им любоваться. Он находит прекрасное в ми­молетном: то в полной неги позе, то в атлетических формах, скрыва­ющихся в располневшем теле.

Победа аристократической Спарты над демократическими Афина­ми отразилась и в смене платоновского идеализма более заземленной философией Аристотеля. Пророк (и творец) ближайшего будущего своей страны оказался пророком на тысячелетия. (Только в эпоху Воз­рождения ремесленники и купцы снова пришли к власти — почти две тысячи лет пришлось ждать человечеству нового расцвета.) Аристотель выступал за частную собственность, но источник ее он видел не в ре­месле и торговле, а в прямом захвате. Избранным сословием Аристотель считал воинов, а наиболее благотворным состоянием общества — войну. Уроки учителя вполне усвоил и реализовал на практике Александр Ма­кедонский.