Культура 18 века
«Галантный век» или «век Просвещения»? Конец XVII— начало XVIII вв. ознаменовано кризисом абсолютизма, длительное время определявшего жизнь, мироотношение, культуру европейских стран. К концу XVII в. Испания превратилась во второстепенную державу. Ее главный соперник — Англия пережила «славную революцию» 1688 г., положившую конец абсолютизму Стюартов. Во Франции в 1715 г. умер Людовик XIV Наступает новая эпоха, формируется новая культура. Это эпоха интенсивной духовной жизни Европы, когда во Франции творили Вольтер, Ж.-Ж. Руссо, Д. Дидро; в Англии —Г. Кавендиш, Дж. Уатт, Г. Филдинг; в России — М. Ломоносов, А. Радищев. В Германии это время «бури и натиска», Г. Э. Лессинга, И. В. Гете, Ф. Шиллера и И. Канта.
XVIII век в Европе — завершающий этап длительного перехода от феодализма к капитализму. Происходит гигантская ломка всех общественных устоев, идет борьба за освобождение от религиозно-феодального миросозерцания, образуются первые политические партии, появляется периодическая печать. Но социальное и идейное развитие стран Европы совершается неравномерно. В то время как в Италии и Германии сохраняется феодальная раздробленность, мешающая капиталистическому развитию, в Англии совершается промышленный переворот, превративший ее в первую державу Европы. Во Франции — это период созревания революционной ситуации и свершения Великой французской революции (1789—1793), в идейной подготовке которой трудно переоценить роль широкого антифеодального движения, получившего наименование Просвещения. Однако было бы неверно считать Просвещение чисто французским явлением: оно имеет отношение практически ко всем европейским странам. Разум и просвещение превратились в основные лозунги эпохи. Даже абсолютизм, уступая духу времени, становится «просвещенным». В Австрии, Пруссии, России монархи используют идеи Просвещения для укрепления централизованной системы управления.
Однако идеалы Просвещения в целом отвечали интересам иных социальных сил: новый, рвущийся к власти класс буржуазии провозгласил через своих идеологов-просветителей культ Разума и Природы. Просветители были убеждены в том, что развитие Разума и прежде всего прогресс науки и просвещение народа могут изменить общественную жизнь в соответствии с законами Природы.
Во Франции, ставшей гегемоном духовной жизни Европы XVIII столетия, роль аристократии в экономической жизни сходит «на нет». Она окончательно переродилась в праздную придворную касту, буржуазия, напротив, экономически все более усиливалась. Она, наряду с составлявшим большинство нации крестьянством, формирующимся молодым пролетариатом, ремесленниками и др., принадлежала к «третьему сословию» и была лишена политических прав. Зрели оппозиционные настроения, формировалась революционная ситуация.
Соответственно и культура Франции не могла быть однородной. Здесь складываются два основных направления. Одно имеет своим основанием придворные круги, выражает его идеалы и настроения и доминирует в первые десятилетия века («регентство» и «стиль Людовика XV»). Это культура рококо. Другое направление формируется исподволь, вызревает в ту же эпоху, достигая зрелости к 40-м гг., но отстаивает смысложизненные ценности третьего сословия. Это линия буржуазной оппозиции абсолютизму, линия буржуазного просветительства. Оно достигает вершинных проявлений в философских и литературных трудах энциклопедистов и художников, разделявших их принципы.
Духовный кризис начала века нашел своеобразное разрешение в эпоху регентства герцога Орлеанского, когда прежняя атмосфера ханжества и педантизма, характерная для Версальского двора, сменяется таким высвобождением чувств и страстей, которое зачастую выливается в оргии, разгул, пренебрежение приличиями. Если Людовик XIV говорил: «Государство — это я», то Людовик XV демонстрировал уже неподражаемое безразличие к судьбам страны, заявляя: «После нас — хоть потоп». Не случайно «регентство» в последующие годы становится в общественном сознании синонимом предельно развращенной и циничной эпохи. В предчувствии «потопа» аристократия стремилась брать от жизни все. Любовные похождения, галантные праздники новоявленных «пастухов» и «пастушек», придворные интриги, отрицание всех ценностей, которые прежде считались незыблемыми, — характерные черты данной эпохи. Отношение к миру становится все более условным и маскарадным. Даже придворный этикет и церковная служба все больше принимают черты пышного, эффектного театрального зрелища. В эпоху Людовика XV одежда, прически, сама внешность человека стали больше, чем когда-либо, произведением искусства и одновременно — свидетельством сословной и должностной принадлежности. Изысканные туалеты знати казались вычурными и претенциозными на фоне жалкой и убогой одежды «плебеев», черни. Это было время всесильной мадам де Помпадур, грешной, но обворожительной Ма-нон Леско, блистательного авантюриста-сердцееда Каза-новы и грустного кавалера де Грие, предпочитающего свою несчастную любовь блестящей карьере.
Не трудно увидеть, что разрешение духовного кризиса в эпоху рококо было чисто внешним: за праздниками, маскарадами, разгулом скрывались все те же опустошенность и безразличие, паралич воли к преобразованию страны. Европейский мир как бы изживал в культуре эпохи рококо свои последние сословно-патриархальные иллюзии (Дмитриева И. А. Краткая история искусств. М., 1990. С. 236). Но эта культура имела свои положительные стороны: она освобождала искусство от предрассудков, стереотипов, ориентировала его не на абстрактные идеалы, а на вкусы современников. Этот дух скепсиса, иронии, насмешки, пропитавший эпоху рококо, породил ту блестящую легкость и непринужденное остроумие, с которым идеологи Просвещения заговорили о серьезнейших проблемах философии и морали. Эта апелляция культуры рококо к интимному миру человеческих чувств, это умение превратить все вокруг в источник удовольствия, сделать красивое — максимально удобным, полезным — вело к новым эстетическим завоеваниям, подготавливало почву для мощной демократической культуры эпохи Просвещения.
Просвещение и просветители. Энциклопедисты. Идеология Просвещения, зародившись в Англии в XVII в., получила в дальнейшем распространение практически во всех европейских странах. Особую роль она сыграла во Франции, где стала идейной базой назревавшей революции. В этом было главное отличие французских просветителей и от их более консервативных английских предшественников, озабоченных закреплением завоеваний буржуазной революции, и от немецких собратьев, вынужденных долгое время в силу особенностей исторического развития страны лишь теоретически, философски анализировать опыт просветительского движения.
Сам термин «Просвещение» впервые был использован Вольтером (1694—1778) и Гердером (1744—1803). Постановкой вольтеровской трагедии «Эдип» (1718) и выходом в свет «Персидских писем» (1721) Монтескье (1689— 1755) можно датировать начало французского Просвещения. Вольтер и Монтескье, развенчав богоданность и священность монархической власти и духовенства, обличив деспотизм правящего режима, фактически явились родоначальниками Просвещения во Франции, достигшего апогея в 40-е гг. XVIII в. Именно тогда начинается деятельность второго поколения просветителей, объединившихся в возглавляемой Дидро и Д’Аламбером работе над «Толковым словарем, или Энциклопедией наук, искусств и ремесел…» Задуманная первоначально издателем де Бретоном как перевод вышедшей в Англии «Энциклопедии» Чемберса, она вылилась в фундаментальное и оригинальное издание из 35 томов, значительная часть которых была посвящена французским проблемам. Дидро удалось привлечь к сотрудничеству выдающихся ученых и философов: Вольтера, Шарля Луи Монтескье, Жан-Жака Руссо, Клода Адриана Гельвеция, Поля Анрн Гольбаха, Анн Робера Тюрго, Жоржа Луи Бюффона и многих, многих других.
Никогда еще буржуазная культура не выдвигала столь блестящей плеяды публицистов: ярких, остроумных, блестящих и страстных. Они писали столь раскованно и увлеченно, столь убежденно, что сама манера их письма привлекала читателей, хотя отдельные статьи могут показаться легковесными и поверхностными, их сила заключалась не в логической последовательности выводов, а в общем духе свободомыслия. Ведь хотя по своим религиозным, философским, политическим взглядам, социальному происхождению энциклопедисты порой существенно отличались друг от друга, их объединяла ненависть к пережиткам феодально-абсолютистского строя, требование оценки человека по личным заслугам, а не по родовитости и богатству, стремление изменить мир к лучшему, воспитать свободного в суждениях гражданина.
Поскольку просветители полагали, что причины общественного неблагополучия — в невежестве людей, в заблуждениях рассудка, постольку они ставили целью пропаганду знаний, в том числе естественнонаучных. «Природа так разнообразна и так богата, — говорил Д’Аламбер, — что даже простая совокупность хорошо подобранных фактов чудодейственным образом расширяет наши познания».
Способствуя распространению научных знаний, совершенствованию системы образования, энциклопедисты повернули общественный интерес в сторону естествознания, а последнее сориентировали на обслуживание материальных интересов, подчинили общественной пользе.
Борьба просветителей с религией и церковью. Немало страниц Энциклопедии посвящено рассмотрению социальных проблем. Но главные удары направлялись против церкви, присвоившей себе монополию на истину в последней инстанции (см. статьи «Фанатизм», «Инквизиция», «Священники» и др.), а также против государства и цензуры (см. «Свобода гражданская», «О политической экономии», «Естественное право» и т. д.).
. Но не только в научно-популярных статьях Энциклопедии просветители вели неустанную борьбу с религией и церковью: тому же были посвящены и их фундаментальные труды. Вольтер не только положил начало движению за веротерпимость во Франции, он бросил в лицо церкви дерзкий призыв — «Раздавите гадину!» и активно включился в борьбу против религиозного фанатизма («Кандид», «По поводу болезни иезуита Бертье»). Гольбах (1723—1789) в своей «Системе природы» утверждал, что религиозные идеи в равной степени ослепляют и монархов, и подвластные им народы, так как внушают неверные представления об их истинном долге и интересах. А Ме-лье (1664—1729) в «Завещании» метко указывал на союз религии и власти: «Религия поддерживает даже самое дурное правительство, а правительство в свою очередь поддерживает религию, даже самую нелепую, самую глупую».
Таким образом, просветители видели в католической церкви оплот всех реакционных сил, защитницу устоев старого режима, главное препятствие для развития цивилизации. По мнению Р. Тарнаса, «Буря и натиск» XVIII в., антиклерикальный деизм Вольтера, рационалистический скептицизм Дидро, эмпирический агностицизм Юма, материалистический атеизм Гольбаха, «естественный мистицизм» и «эмоциональная религия» Руссо — окончательно уронили авторитет традиционного христианства в глазах прогрессивных и просвещенных европейцев» (Тарнас Р. История западного мышления. М, 1997. С. 265).
Успехи просветителей в борьбе с религией и церковью не были бы столь значимы, если бы им пришлось бороться с обессиленным противником, но церковь еще прочно держалась на ногах. В 1745 г. выходит указ, по которому грозят смертной казнью за хранение и распространение литературы, подрывающей основы религии; а в 1754 г. то же наказание предусматривается за какое бы то ни было печатное обсуждение вопросов религии; после выхода в свет первых томов иезуиты добиваются запрещения Королевским советом дальнейшей публикации Энциклопедии и конфискации всех рукописей. И только вмешательство всесильной мадам Помпадур позволило продолжить работу над изданием.
Нельзя не вспомнить и о продолжавшихся в эту эпоху спорадических вспышках религиозного пиетизма в Германии, методизма в Англии, янсенизма во Франции. Кроме того, повсеместно бытовала набожность традиционного христианства, которая соседствовала с нетрадиционными попытками создания «теологии природы». Широкой популярностью пользуются в это время такие книги, как «Теология воды» Фабрициуса, «Творец природы» Буасси, «Астрономическая теология» и «Физическая теология» Дергеля и др., в которых не прекращаются попытки укрепить теизм за счет естественнонаучных открытий.
Как ни парадоксально, эпоха, стремящаяся к Разуму, была эпохой нового расцвета мистики и суеверий, находивших благодатную почву и в народе, и в высшем обществе. С поразительной быстротой распространилось масонство. Масонами были Вольтер,- Гете, Моцарт и др. Существовала вера в чудеса и знамения, каббалу и дьявола, на которой паразитировали авантюристы типа графа Калиостро, Казановы. Своеобразным соединительным мостом между учением каббалы и философским масонством стало розенкрейцерство. Члены этого германского сообщества, предположительно основанного еще в XIV в. неким Христианом Розенкрейцем, намеревались изменить мир с помощью услужливых духов, жаждущих прийти на помощь человечеству. Широкой популярностью пользовались магнетические сеансы Месмера (1734— 1815), который пытался с помощью медиумов предсказывать будущее, передавать мысли на расстоянии, «заглядывать внутрь тела другого человека». Сен-Мартен (1743—1803) намеревался соединить гностицизм с каббалой и открыто выступал против науки.
Прогресс естественных наук. Между тем научный прогресс продолжал восходящую линию развития. Теперь, наряду с дальнейшей разработкой крайне популярных в XVII в. математики и механики, усиленно развиваются новые отрасли физики — учение о теплоте, электричестве, магнетизме. Широко разворачиваются химические исследования. Прогрессируют биологические науки —анатомия, зоология, эмбриология. Успехи Карла Линнея (1707—1778) в классификации нового фактического материала, накопленного ботаникой и зоологией, развитие палеонтологии с неизбежностью ставили вопрос об эволюции органического мира. Крупнейший представитель эволюционизма XVIII в. французский ученый Жорж Луи Бюффон (1707— 1788) создал грандиозную «Естественную историю». Успехи геологии в изобилии давали материалы о развитии земной коры. Это имело огромное значение для разработки космогонических гипотез, выдвинутых в середине века Бюф-фоном и Кантом (1724—1804), а в конце века —П. С. Лапласом (1749- 1827).
Одновременно с ростом знаний во всех областях знания идет популяризация достижений науки, решаются задачи просвещения. Достаточно сказать, что во Франции существовало множество научных и учебных заведений — Академия наук,. Королевский колледж, Школа военных инженеров, Парижская обсерватория и т. д. Академии и университеты возникают во многих провинциях. Одних только университетов перед революцией было более 20. Выпускаются научные труды, журналы, ученые записки, идет активный обмен результатами исследований.
Наблюдаются сдвиги в сфере социального познания, которое окрашивается в оптимистические этические тона. Достижениями просветителей можно считать идею общественного прогресса и учение об обусловленности характера человека средой. Вера в прогресс основывалась на том, что идеалы разума обязательно должны быть осуществлены. Несколько позже Георг Вильгельм Гегель (1770— 1831) выразит эту идею в классической форме: «Что разумно, то и действительно, и что действительно, то разумно». Другой немецкий просветитель Поган Готфрид Гердер в фундаментальном труде «Идеи к философии истории человечества» предпринял грандиозную попытку обосновать идею прогресса на конкретном материале истории культуры. Французский философ и экономист Анн Робер Ttopro (1727—1781) посвящает этой идее страницы своей книги «О последовательном прогрессе человеческого разума», а энциклопедист младшего поколения, философ, математик, астроном Мари Жан Антуан Никола Кондорсе (1743—1794) создает «Эскиз исторической картины успехов человеческого разума».
Для просветителей характерна вера в добрую природу человека. Но была очевидна и всеобщая испорченность нравов. Как же совместить веру в то, что человек от природы добр, с его злыми качествами, проявляющимися повсеместно? Руссо, решая эту дилемму в своем трактате «Эмиль, или О воспитании», противопоставляет добрые природные задатки человека испорченным нравам, порождаемым цивилизацией. Все пороки социально обусловлены. Поэтому, чтобы изменить человека, нужно изменить условия его жизни и систему воспитания, согласовав последнюю с природой человеческих чувств. По словам Канта, Руссо мудро вывел метод воспитания из самой природы.
Политические и правовые учения. Воля к прогрессу и вера в добрую природу человека становятся господствующими и в правоведении. Право, основанное на Разуме, правовые принципы, выведенные из природы человека, ценятся превыше всего. Гарантом неотъемлемых прав личности выступает государство.
В XVIII в. «естественное состояние» перестает рассматриваться как «война всех против всех», а природа человека — как злобная и агрессивная. У ряда просветителей появляются сомнения в естественности права собственности. Мабли, например, полагал, что частная собственность возникает в результате злоупотреблений должностных лиц и потому право на нее не является естественным. Руссо рассматривал естественное состояние как состояние изолированных индивидов, между которыми поэтому не могло быть никакой войны. Общество превращается в арену ожесточенной борьбы лишь с появлением собственности и неравенства, которые выводят человечество из естественного состояния и способствуют образованию государства.
В объяснении происхождения государства большинство просветителей придерживалось договорной теории.
Они давали различное толкование причин, побудивших людей заключить гипотетический общественный договор на заре человеческой истории — прекращение «войны всех против всех», охрана собственности, обуздание страстей и т. п. Некоторые полагали, что человек всегда существовал в обществе, так как природа вложила в него не только биологические, но и социальные качества (Гольбах, Маб-ли), что права на свободу, на счастье и др. заложены в самой человеческой природе. Законы же создаются государством в помощь разуму для защиты естественных человеческих прав.
В целом просветители положительно оценивали результаты общественного договора — появление гражданского общества и государства. Даже выдающийся представитель «социальной робинзонады» Руссо, и тот признавал, что договор «замещает моральным и законным равенством все то физическое неравенство, которое природа могла внести между людьми». Способности человека «упражняются и развиваются, его идеи расширяются, его чувства облагораживаются и вся его душа возвышается».
В условиях приближавшихся буржуазных революций философов и политиков волновал вопрос — как не допустить перерождения свободы в деспотизм? И здесь на вооружение был взят сформулированный еще Локком принцип разделения властей. Идеалом было провозглашено «слабое» государство, позволяющее своим гражданам «делать все, что дозволено законом» (Монтескье).
Сходные идеи развивает Томас Джефферсон (1743— 1826), автор «Декларации Независимости», американский интерпретатор учения Локка. Назначение государства — защищать те права человека, которые он не может защитить сам. В первую очередь, если необходимо, это право на жизнь, свободу, собственность и счастье. Но если оно само нарушает права или плохо их защищает, народ может изменить строй. Джефферсон полагал, что правительство становится сильным не в результате укрепления его власти, а вследствие ее правильного распределения. Идеалом является «слабое государство», решающее не все возможные, а лишь принципиальные вопросы. Ведь если бы когда сеять, а когда жать решали в Вашингтоне, иронизирует Джефферсон, то наши поля до сих пор оставались незасеянными.
Столь обстоятельный и повсеместный интерес общественной мысли к вопросам рационального государственного устройства на деле отражал процесс созревания правового сознания буржуазного общества.
Социальные утопии. Не случайно, что и широко популярные в эту эпоху социальные утопии излагаются в виде готовых к употреблению, разбитых по статьям законов, регулирующих практически все стороны жизни («Кодекс природы» Морелли, «О законодательстве, или Принципы законов» Мабли, «Проект конституции для Корсики» Руссо и т. п.). Рассмотрим, к примеру, книгу Морелли «Кодекс природы, или Истинный дух ее законов». Показательно уже само название книги, в котором присутствуют и Природа, и Истина, и Закон. Торжественные интонации характерны для рационализма, а ведь перед нами — классический образец просветительской рационалистической утопии. Не случайно авторство этой книги долгое время приписывалось Д. Дидро. Неординарность автора лишь в том, что он является просветителем-коммунистом и естественное состояние для него — общество коммунистическое. Три основных закона регулируют жизнь этого общества: отмена частной собственности, право на существование и право на труд и обязанность трудиться. «В обществе ничто не будет принадлежать отдельно или в собственность кому бы то ни было, кроме тех вещей, которые каждый употребляет для творения своих потребностей, для удовольствий или для повседневного труда», — пишет Морелли. Каждый гражданин будет должностным лицом, обеспеченным работою и получающим содержание за общественный счет и сообразно своим силам и способностям будет содействовать общественной пользе. В этом обществе ничто не будет продаваться или обмениваться. Все продукты распределяются через общественные склады или рынки в соответствии с принципом «по потребности» для предметов первой необходимости и «по норме» для «предметов вкуса» или для тех, которых не имеется в достаточном количестве. Деньги отсутствуют.
Социальные различия исчезают. Нет границы между городом и деревней, так как земли приписываются городам и обрабатываются в течение 5 лет в порядке трудовой повинности гражданами, достигшими 25-летнего возраста. Нет здесь замкнутой касты правителей: все отцы семейств по очереди занимаются общественными делами. Но вот с наукой и искусством дело обстоит сложнее: число талантов строго регламентируется для каждого рода занятий, а все остальные могут проявлять свои способности в конкретной области лишь после достижения 30 лет. Кстати сказать, даже таланты не освобождаются от сельскохозяйственного труда. Семейно-брачные отношения имеют форму моногамной семьи. Морелли допускает даже принудительное вступление в брак по достижении определенного возраста и весьма затрудненную процедуру развода. Воспитание детей до 5 лет происходит в семье, а затем приобретает сугубо общественный характер. Обучение предполагает овладение тем или иным видом ремесла в сочетании с производительным трудом. Аскетизм и грубая уравнительность пронизывают всю утопию Морелли, но особенно наглядно они проступают в законах против роскоши. Лишь с 30 лет граждане могут одеваться в соответствии со своими вкусами, но без излишеств, а все прочие имеют лишь два платья — рабочее и праздничное и каждая ремесленная корпорация отличается от другой цветом и покроем одежды. Всякое тщеславие — пусть оно проявится в виде самого невинного украшения — «будет подавляемо старшинами и отцами семейства».
Не правда ли, нарисованное Морелли общество кажется нам малопривлекательным, унылым, безжизненным, и совсем не хочется посетить его на фантастической машине времени? Но современниками Морелли оно воспринималось совершенно иначе. Ведь в книге были выражены чаяния широких плебейских масс, уставших нести на своих плечах непосильное бремя создаваемой их же трудом аристократической роскоши. Содержащиеся в книге идеи рассматривались Гракхом Бабефом как непосредственное руководство к действию. В годы Великой французской революции он намеревался посредством заговора воплотить в жизнь идеалы «Республики равных». К восстанию против тирании призывал и другой просветитель-коммунист — Жан Мелье, который справедливо полагал, что просвещение сильных мира сего — дело бесполезное, поскольку они добровольно никогда власть не отдадут.
Следует отметить, что далеко не все просветители были настроены столь радикально. И легенда, возникшая уже после революции в кругах роялистской и клерикальной эмиграции о мрачных тайных сборищах у Гольбаха, где якобы разрабатывались планы низвержения трона и алтаря, — не имела ничего общего с действительностью. Напротив, большинство просветителей считало, что все задачи общественного преобразования можно решить мирно, на путях пропаганды, потому что Истина — всесильна и свет ее способен рассеять все заблуждения. Осененные светом истины монархи станут действительно просвещенными и сами изменят мир к лучшему.
Наивность подобных идей нам очевидна. А вот прозорливого Джонатана Свифта, который в «Путешествиях Гулливера» едко иронизировал по поводу монархов, интересы которых совпадают с интересами их народов, министров, заботящихся об общественном благе, и т. п., современники объявили ретроградом. К тому же он еще и посмел усомниться в научном прогрессе! Действительно, описывая Академию страны Бальнибарби, Свифт, по сути, пародирует ситуацию в научном и околонаучном мире современной ему Европы. Более всего его раздражает оторванность науки от практики, когда ученые занимаются всевозможной чепухой. Один пытается добыть из огурцов солнечные лучи, другой — переработать экскременты в питательные вещества, третий — изготовляет селитру изо льда. Еще один «ученый»-практик открыл способ «пахать землю свиньями и избавиться, таким образом, от расходов на плуги, скот и рабочих». Способ этот заключается в следующем: на десятине земли вы закапываете на расстоянии шести дюймов и на глубине восьми известное количество желудей, фиников, каштанов и других плодов и овощей, до которых особенно лакомы свиньи, затем вы выгоняете на это поле штук шестьсот или более свиней и они в течение немногих дней в поисках пищи взроют всю землю, сделав ее пригодной для посева и в то же время удобрив ее своим навозом. Правда, произведенный опыт показал, что такая обработка земли требует больших хлопот и расходов, а урожай дает маленький или никакой. Однако никто не сомневается, что это изобретение поддается большому усовершенствованию (Свифт Дж. Путешествия Гулливера. М., 1980. С. 61)-
Мораль. XVIII век характеризуется созреванием не только политического, но и морального сознания буржуазного общества. Обычно историки и культурологи называют XVIII в. «галантным». Действительно, эпоха кризиса абсолютизма, отмеченная распадом нравственных устоев, характеризуется вырождением морали в сложнейший этикет, верховным блюстителем которого был сам король. Галантное светское общество превыше всего ценило изящную салонную непринужденность, легкость общения, умение прикрыть вычурными фразами любую вольность или непристойность, едкий сарказм, игривый намек, изысканность манер… И на этом фоне шло формирование иной системы моральных ценностей. Новые моральные принципы резко отличались как от дворянс-ко-аристократической этики, так и от христианской морали.
Еще Клод Адриан Гельвеций (1715—1771) сформулировал принципиально важное положение о том, что добродетель следует измерять полезностью, а не самоотречением, смысл которого — служение Богу. Тому, кто все время борется с самим собой, грозит поражение. Следует быть добродетельным, чтобы быть счастливым. Родоначальник утилитаризма Иеремия Бейтам (1748—1832) выдвинул принцип пользы в качестве основополагающего. Добродетель, считал он, основывается на индивидуальной пользе, поэтому, действуя в интересах другого, не забывай о собственной выгоде. Даже в общество людей объединяет личная выгода: что выгодно индивиду, должно быть выгодно обществу, и наоборот. Главные богатства — материальные, поэтому кто богаче, тот и счастливее.
Американскому просветителю Бенджамину Франклину (1706—1790) принадлежит заслуга классической формулировки основополагающих принципов буржуазной морали, в которых отражено изменение духа времени.
Герой нового времени — человек, который всем обязан самому себе, а не преимуществам принадлежности к знатному роду. Он рассчитывает только на себя («на бога надейся, а сам не плошай»), на свои силы. Ему присуща трезвость ума и нацеленность на реальную, посюстороннюю жизнь. В ней он является противником праздного образа жизни, роскоши, бездумной траты денег, так характерных для дворянства. Главные добродетели, культивируемые этим героем, — трудолюбие, бережливость и точное соблюдение денежных обязательств. Последнее требование противостоит дворянской этике, считавшей необходимым удовлетворение лишь долга чести, т. е. долга равному себе, дворянину. Что же касается представителей других сословий, то им и долги не возвращать не возбраняется. Франклин же поучает: «Тот, кто вовремя отдает долги, является хозяином чужих кошельков», «Бережливость и труд к богатству ведут», «Время — деньги», «Кто покупает ненужное, скоро продаст необходимое», и, наконец, «Пустому мешку нелегко стоять прямо, а нуждающемуся человеку всегда поступать честно». Ведь добродетель прямо зависит от обогащения, потому что только богатство дает независимость.
Таким образом, противоречивый, переходный XVIII в. показывает нам сложное взаимодействие феодально-абсолютистской и буржуазной культур в политике, морали, теориях общественного развития. Рассмотрим теперь, как эти тенденции преломились в искусстве.
Искусство XVIII в. В XVIII в. центром духовной жизни Европы становится Франция. Наиболее значительная часть произведений искусства здесь была создана между смертью «Короля-Солнца» и первыми раскатами революционного грома. Первые десятилетия XVIII в. — это стиль «регентства», или раннее рококо (от фр. «рокайль» — раковина). Затем следует «стиль Людовика XV», зрелое рококо. С 40-х гг. набирает силу идейное движение Просвещение, нравственные, этические и эстетические принципы которого направляют искусство в новое русло. В конце века соединение идеалов Просвещения с оживленными традициями классицизма порождает революционный классицизм, который в годы наполеоновской империи вырождается в ампир.
Рококо часто характеризуют как вырождающееся барокко, стиль изысканный и весьма легковесный. Действительно, в нем причудливо соединяются гедонизм, прихотливость, пренебрежение к разуму и апофеоз чувства, пренебрежение естественным ради эстетства, экзотики и блестящая художественная культура. Рококо — выражение тенденции к отрицанию устоявшихся, ставших бесплодными форм и противопоставление им новых, пусть не бесспорных, но весьма своеобразных подходов. Стремление к освобождению от официоза выливается в пристрастие к сельским идиллиям и пасторалям, игривым «галантным сценам»; пышности и величию, патетике противопоставляются камерные, интимные, связанные с бытом формы искусства: внешнему облику — интерьер, где кроме красоты важным становится и удобство; классици-стской симметрии — сложная асимметричность. Рококо находит яркое проявление в прикладном искусстве — в мебели, посуде, бронзе, фарфоре (знаменитый севрский и мейсенский фарфор — продукты этой эпохи). Ощущение праздника в интерьере создают многочисленные зеркала, обильная лепнина, позолота, шелк обоев, удобная, хотя и вычурная мебель, статуэтки, панно и живопись преимущественно любовного содержания.
Наиболее выдающиеся представители последней Анту-ан Ватто (1684—1721), Франсуа Буше (1703—1770), «первый художник короля» и любимец мадам Помпадур, и Оноре Фрагонар (1732—1806). Изысканные туалеты дам в фижмах и кринолинах, башнеобразные прически, плавные движения менуэта, хитросплетения комедий Бомарше, романы в письмах, «пастушеские сцены» — все это эпоха рококо.
В Италии в это время строится театр «Ла Скала», творят свои неподражаемые комедии Карло Гоцци и Карло Голь-дони, пишут картины Франческо Гварди и Джованни Батиста 1Ъ»еполо. Основной вклад в итальянское искусство XVIII в. внесла Венеция. Праздничный, маскарадный венецианский стиль сродни французскому рококо. Параллельно рококо в атмосфере его отрицания и критики формируется искусство, опирающееся на идеи Просвещения и претендующее на выражение запросов третьего сословия. «Салоны» Дидро — первая форма критической литературы по искусству. В русле новых эстетических идей развивается искусство Уильяма Хогарта (1699—1779), Жана Батиста Грёза (1725—1805). Без излишнего морализирования Жан Батист Симеон Шарден отражал в своих полотнах уют буржуазного быта, прославляя добропорядочность и трудолюбие выходцев из третьего сословия. С идеями Жан-Жака Руссо связано сентиментально-дидактичное творчество Греза. А Жак Луи Давид (1748—1825), ведущий мастер французской живописи предреволюционной и революционной эпохи, был первым, кто соединил культ античности с идеалами Просвещения и политической борьбой. Этот синтез дал культуре новый стиль — революционный классицизм.
Нужно отметить, что в возрождении классицизма сыграли роль раскопки античных городов (Помпея), публикация «Истории искусства древних» Иоганна И. Винкель-мана. Но образцом для подражания теперь является не Рим, а Греция. Идеалом становятся классическая простота, минимум деталей, близость к дикой природе (английский парк). В моде утверждается изысканная незатейливость кроя — платья, перехваченные лентой под грудью; в области декора линии выпрямляются, утверждаются симметричные формы; на античный манер оформляется интерьер. Думается, что решающую роль в возврате к классицизму сыграл тот нравственный и гражданский пафос, та бескомпромиссность, которую он в себе нес и которая была созвучна революционным идеалам третьего сословия. Классицизм в скульптуре связан с именами Эть-ена-Мориса Фальконе (1716—1791), Жана-Антуана Гудона (1741-1823).
Первая половина века в музыкальной культуре Европы ознаменована грандиозным, насыщенным философской мыслью творчеством великого Иоганна Себастьяна Баха (1685—1750) — титана барокко. «Страсти по Матфею» превращают библейскую легенду в подлинную народную драму, где герой жертвует собой ради спасения людей.
Вторая половина века — это расцвет венской классики. В музыкальной Европе тон начинает задавать Австрия Вольфганга Амадея Моцарта. Ему приписывается более 700 музыкальных произведений. В. А. Моцарт вместе с Йозе-фом Гайдном (1732— 1809) и Людвигом ван Бетховеном стал одним из законодателей классической венской музыки. Венская классика, давшая миру несравненные образцы оперной, симфонической, камерной музыки — это не узконациональное явление. Она синтезировала в себе все ценное, что было в музыкальной культуре Европы.
Помимо классицизма в конце XVIII в. в европейской художественной культуре сложился сентиментализм.
Сентиментализм, так же как и рококо, выражал протест против сухости и высокопарности классицизма, но в отличие от рококо не был аристократическим стилем. Он противостоял и холодной аристократической галантности, и бездушному утилитаризму буржуа, идеализируя естественно-патриархальную жизнь «маленького человека», проявляя подчеркнутое внимание к его чувствам и переживаниям. Сентиментально-дидактическое творчество французского художника Ж. Греза было близко сентиментализму в литературе Ж.-Ж. Руссо. Выдающийся английский художник Томас Гейнсборо был близок по своему мировосприятию к сентиментализму Лоуренса Стерна в литературе, хотя в лучших своих произведениях он преодолевает рамки этого стиля, создавая сложные и глубокие реалистические произведения.
Два замечательных произведения английской литературы начала века — «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» (1719) Даниэля Дефо .и «Путешествие Гулливера» (1726) Джонатана Свифта рисуют образы людей эпохи Просвещения, позволяют воссоздать тип английского буржуа XVIII в. Оказавшись один на необитаемом острове наедине с природой, Робинзон «тотчас же, как истый англичанин, начинает вести учет самому себе». Сразу же вслед за желанием выжить появляется желание нажить богатство, и в достижении этой цели Робинзон проявляет качества колонизатора, плантатора-владельца, дельца-коммерсанта, оставаясь при этом истинным пуританином. Он чувствует себя не только хозяином острова, но и подлинным хозяином жизни. Роман Свифта выражает разочарование в идеалах века Просвещения. Ни страна лилипутов — карикатура на английскую конституционную монархию, ни страна великанов — воплощение идеалов философов-просветителей, не приносят успокоения Гулливеру.
Во Франции образ «самого смышленого человека нации» создал Пьер Бомарше в своей трилогии «Женитьба Фигаро», «Севильский цирюльник», «Преступная мать». В Германии в то же время увидели свет пьесы Фридриха Шиллера. И венчает век Просвещения философская драма Иоганна Вольфганга Гёте «Фауст», утверждающая величие борьбы человека за свои идеалы:
Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день идет за них на бой!
Подведем итоги. Искусству XVIII в. свойственна в сравнении с другими эпохами большая стилистическая цельность: в различных национальных школах и художественных стилях можно обнаружить объединяющие черты. Это искусство совершает переход от рационализма к сенсуализму, от возвышенного — к непосредственно данному, человеческому. Культ ощущения и наслаждения, ориентация на «приятное и развлекательное» превращаются в своеобразное этическое кредо, выраженное Вольтером в его знаменитой формуле: «Все жанры литературы хороши, кроме скучного». Героические сентенции революционного классицизма логически принадлежат другой исторической эпохе — культуре XIX в. В XVIII в. искусство становится преимущественно светским: исчезает принципиальная несовместимость культур различных религиозных конфессий, светское зодчество впервые берет верх над церковным. «Обмирщение» идет в живописи и скульптуре, где жанровое направление завоевывает одно из главных мест. Парадный портрет сменяется камерным, интимным, развивается «пейзаж настроения», усиливаются романтические тенденции. Театр и музыка становятся ведущими видами искусства. Главным результатом искусства XVIII в. было рождение основ художественной культуры грядущих столетий.
Итак, культура XVIII в. унаследовала основные черты культуры предшествующего столетия, такие как антропоцентризм, рационализм, сциентизм, и др. Вместе с тем она привносит ряд новых моментов, иначе расставляет акценты в решении основных мировоззренческих проблем.
Природа по-прежнему рассматривается как совокупность вещей, энергий, сущностей и закономерностей, существующих до вмешательства человека. Но в культуре Просвещения над декартовским миром количеств и протяженности берут верх качественные характеристики. Понимание природы первопричины и первотворца все чаще наделяется высшим ценностным смыслом. «Естественный человек», «естественный разум», «естественное состояние», «естественные законы», «естественное право» — выступают как синонимы истинного, добродетельного и прекрасного. Одновременно «естественное» становится святым и. благочестивым; Природа-мать поднята на пьедестал, на котором вполне могло бы быть начертано: «Свята и непорочна». От лица Природы ведется критика изживших себя общественных отношений и нравов; природа выступает оружием борьбы за торжество истины, за переход к естественному порядку. В целом можно говорить об изменении образа мира: в общественном сознании образ мира-механизма вытесняется образом мира-организма.
Признание природы первичной реальностью повлекло за собой вывод об отсутствии каких бы то ни было оснований для сословных привилегий, социального неравенства: ведь все люди скроены из одного природного материала. Человек, объявленный частью природы, «продуктом природы, подобно прочим существам» (Гольбах), все более погружался в материальный мир, освобождался от души, привязывающей его к Богу, а тем самым — от старых идеологических пут. Человек осознал себя господином своей судьбы, присвоил себе функции творца, и в конечном сче-G убедился в ненужности «гипотезы Бога» (Лаплас).
Важнейшим результатом собственно человеческого творчества выступает мир культуры. В нем важное место принадлежит государству и системам законов, морали и системам воспитания, промышленности, науке, искусству. И хотя порой плоды человеческого творчества оцениваются порой негативно (Руссо), в целом в культуре XVIII столетия доминирует нравственно-оптимистический настрой, убеждение, что появление общества и культуры — благоприятный фактор для человечества. В понимании конечной цели общественного прогресса, в который неколебимо верит культура Просвещения, представлена широкая палитра мнений. Но моментом, объединяющим мыслителей различных направлений, была апелляция к Разуму и Природе. Эти идеалы получили практическую проверку в ходе последующих буржуазных революций.