В поисках стратегии: Россия и Центральная Азия
Центральная Азия традиционно входит в зону интересов России. Центральная Азия рассматривается в Москве в качестве традиционного «буфера» или пояса безопасности для России, в контексте обеспечения безопасности южных границ. Особую значимость региона для России определяет нефтяной фактор и желание России сохранить влияние на Каспии; большое значение для России имеет территория региона в качестве зоны базирования силовых ресурсов для принятия соответствующих мер в случае возникновения в близлежащих регионах полномасштабных конфликтов, включая ядерные; регион представляет собой для России «зону ответственности» за русское и русскоязычное население, сохранение значимой политической роли русского языка и культуры.
Таким образом, стремление к реализации этих четырех доминирующих интересов в целом определяло общий характер российской стратегии в Центральной Азии в период с 1991 по 2001 гг. Однако надо отметить, что в течение 1990-х гг. у России в отношении центральноазиатского региона практически не было выработано полноценной политики, понимаемой как цепь последовательных шагов, нацеленных на достижение четко сформулированных стратегических целей. Центральноазиатская политика России носила преимущественно реактивный характер.
После прекращения существования СССР в декабре 1991 года процесс самоопределения новой политической элиты России привел к появлению тенденции к самоизоляции от многих важных направлений внешней политики бывшего Союза.
В этот период интерес нового правительства в Москве к дорогостоящей поддержке своего присутствия в регионе значительно снизился. Кроме того, во внешней политике РФ был взят курс на скорейшее вхождение в число европейских стран. Во внешнеполитической стратегии России явно проявлялось стремление к ассоциированию себя с Европой и в целом с Западом. Центральноазиатские государства рассматривались в то время как своеобразный «балласт», тормозящий процесс органичного включения России в западноевропейскую цивилизацию.
Одним из основных направлений во внешней политике России на постсоветском пространстве и в центрально-азиатском регионе в частности в этот период стало стремление к формированию региональной системы безопасности. В этой связи, в мае 1992-го в Ташкенте был подписан Договор о коллективной безопасности (ДКБ) стран-членов СНГ, призванный обеспечить политическую стабильность на время трансформации. В его рамках Россия использовала три основных направления в своей внешнеполитической деятельности: миротворчество, совместная охрана границ и (отчасти) военное присутствие. Таким образом, основной акцент был сделан на военно-политические методы.
Однако в целом позиции России в регионе ЦА достаточно быстро ослабевали. Узбекистан и Казахстан создали собственные военные и пограничные формирования, и Москва в тот период сохранила прямой контроль только над пограничными силами в Туркмении и Киргизии. Преследуя в Таджикистане двойную цель: стабилизация ситуации и защита российских интересов, Москва оказалась вовлеченной в разгоревшийся межтаджикский конфликт. В то время Россия избрала политику, которая может быть охарактеризована как поддержка таджикского правительства и сохранение миротворческой миссии в качестве внутрирегионального дела СНГ.
Экономические отношения с Центральной Азией в этот период для России не являлись приоритетными. В Москве делался расчет на то, что существовавшие ранее тесные экономические связи между республиками, составлявшими части единого народно-хозяйственного комплекса, будут естественным образом стимулировать интеграцию. В это же время крупнейшие западные компании закрепились на центральноазиатском рынке, заметно уменьшив российское экономическое присутствие. Вместе с тем, Россия продолжала проявлять заинтересованность в транспортировке энергоресурсов региона в выгодном ей направлении.
Во второй половине 1990-х гг. высшая политическая элита России постепенно стала приходить к осознанию масштабов угрозы потери геополитического влияния в Центральной Азии и необходимости укрепления своих позиций на южном геостратегическом направлении. Появление в 1994 на афганской политической сцене движения «Талибан», дальнейшее обострение ситуации в Афганистане, особенно с 1996 года, четко обозначило необходимость более тесного взаимодействия в обеспечении стабильности и безопасности России и стран Центральной Азии. В 1996 году при российских усилиях оформился антиталибский альянс, в который кроме России вошли, центрально-азиатские государства Узбекистан, Кыргызстан, Таджикистан, Казахстан, а также Иран.
Период с 1999 по первую половину 2001 года характеризуется тем, что Москвой на вооружение была взята тактика усиления векторов двустороннего взаимодействия, дополняемая активизацией деятельности в региональных межгосударственных объединениях. Изменение российской политической динамики в регионе в этом направлении особенно получило развитие с приходом В. Путина сначала на пост премьер-министра, а затем и президента РФ.
В августе 2000 года боевики ИДУ атаковали территорию Узбекистана в Сурхандарьинской области, а осенью талибы, разгромив в боях вооруженные отряды Северного альянса, практически вышли на границы Таджикистана и Узбекистана. В этот период Ташкент отверг идею России о создании коллективных региональных вооруженных сил и пошел на прямой диалог с талибами. Однако в последующем выбранная Узбекистаном стратегия не принесла ожидаемых результатов, и ставка на талибов оказалась несостоятельной. В декабре Советом Безопасности ООН были введены санкции в отношении талибов. Весной Северный альянс начал контрнаступление и не только вернул себе утраченные позиции, но и серьезно потеснил движение «Талибан». Данное развитие событий вновь обусловило активизацию российской политики в регионе и способствовало очередному сближению России и Ташкента.
Присутствие в Таджикистане российского военного контингента в составе 201-й мотострелковой дивизии и пограничной группы ФПС России давало Москве реальную возможность усиливать свое влияние в регионе. Благодаря активному участию в процессе противостояния афганским талибам на афгано-таджикской границе, Россия приобретала роль сильного защитника, как в глазах Таджикистана, так и других государствах Центральной Азии. Россия оказала военно-техническую помощь для противодействия бандформированиям исламских экстремистов, вторгшимся в августе 1999 г. на юг Кыргызстана с территории Таджикистана. Низкий уровень взаимодействия Москвы и Ашхабада в области обеспечения региональной безопасности во многом был обусловлен тем, что Туркменистан придерживался статуса нейтрального государства. Настаивая на проведении самостоятельной «нейтральной» политики Ашхабад воздерживался от практического участия в каких-либо межгосударственных системах коллективной безопасности.
Важная роль в российской политике в Центральной Азии отводилась Договору о коллективной безопасности. В условиях возникновения реальной угрозы участники ДКБ в 2000-01 гг. были вынуждены предпринять ряд шагов для ответа на новые вызовы своей безопасности. К лету 2001 г. участники ДКБ вплотную подошли к необходимости создания собственных коллективных сил быстрого развертывания (КСБР), которыми уже более 20 лет располагали США и другие страны НАТО. Сферой применения КСБР должна была стать первоначально Центральная Азия, а в будущем – любой регион сферы применения ДКБ, откуда могла бы исходить угроза международного терроризма. В состав КСБР были включены казахстанский штурмовой батальон «Казбат», киргизский горно-стрелковый батальон, российская тактическая группа на уровне батальонных соединений и отдельный батальон связи, а также таджикский десантно-штурмовой батальон. Таким образом, силы быстрого развертывания были предназначены для проведения мобильных операций и быстротечных боев по ликвидации ограниченных групп террористов по типу баткенских. Но для отражения крупномасштабного вторжения или проведения крупных миротворческих операций регионального уровня этих сил было недостаточно. Кроме того, особая политика Узбекистана делала затруднительным эффективное взаимодействие всех заинтересованных сторон.
Несмотря на все возрастающую роль в Центральной Азии США,
Китая, стран мусульманского мира и других внешних игроков, роль России в обеспечении стабильности в регионе по-прежнему оставалась ведущей. В этот период ни США, ни Китай не претендовали на роль военно-политической силы в регионе.