Рыночная система и искусство

Как и услуги, искусство плохо поддается организации. На это не обращалось особого внимания, и это упущение не бросается в глаза. Экономическая теория никогда не относилась к искусству серьезно. Наука и техника представляют собой важные области. А живо­пись, скульптура, музыка, театр, промышленная эстетика имеют гораздо менее серьезный, характер. Производство холста и различных красок заслуживает внимания эконо­миста; все, что понижает стоимость этих товаров или расширяет их производство, способствует достижению экономических целей. Но качество картины в отличие от краски или от того, что побуждает художников выби­рать место жительства, заниматься этой профессией и процветать, никогда не считалось достойным предметом для размышлений. Художественное достижение в прин­ципе может быть частью притязаний какой-нибудь эпохи или местности на развитие. Но в отличие от производства товаров или осуществления технических и научных дос­тижений ему не придается практического значения. Все это не случайно. Соответствующее отношение глубоко коре­нится в характере современного экономического общества.

Художник – по натуре независимый предприниматель. Он охватывает полностью весь творческий процесс; в отличие от инженера и ученого, занимающихся модели­рованием производства, он не вносит специализирован­ных знаний, относящихся к определенной части выпол­няемой задачи, в работу коллектива. Поскольку он может самостоятельно удовлетворить свои интересы, художник не подчиняется с готовностью целям организации; посту­пить так значило бы для него пожертвовать ради мнения организации своей точкой зрения на то, что имеет худо­жественную ценность, т. е. пожертвовать достоинством художника, так как оно, независимо от того, хорош или плох результат, всегда сочетается с тем, как он понимает свою задачу.

Не нуждаясь в помощи организации и не имея воз­можности и права принимать ее цели, художник плохо вписывается в организацию. Как часто мы сталкиваемся с этим даже в повседневной жизни. В оправдание черес­чур независимого человека в организации обычно гово­рят, что «в нем есть что-то от художника». Об исключи­тельно неуклюжем человеке или бесполезном чудаке го­ворят, что он «слишком большой артист». Со своей сто­роны художник находит жизнь в любой крупной и пре­успевающей организации утомительной, сковывающей и даже душной. И он должен говорить об этом, если хочет сохранить хорошее мнение о себе среди своих собратьев.

В результате, исключая те редкие случаи, когда дис­циплина организации сама носит артистический характер, например в симфоническом оркестре или в балетной труп­пе, художник действует как независимый предпринима­тель (выражение, которым он не любит пользоваться) или как член очень небольшой фирмы (как, например, пре­исполненный собственного достоинства архитектор), в ко­торой он может доминировать или где он может сохранить индивидуальность своей работы. Немногие отрасли – ки­нофирмы, телевизионные компании, крупные рекламные агентства – должны по своему характеру объединять ар­тистов в довольно сложные организации. Все они имеют широко известный опыт разногласий и конфликтов между артистами и остальной организацией. В некоторых кни­гах, например «Что подгоняет Сэмми» Бадда Шульберга, короткий рассказ Ивлина Во «Экскурсия в реальность», «Образцы» Рода Серлинга, отражен этот конфликт и ум­ственная незрелость представителей организации с точки зрения артистов.

Часто проблема решается удалением актеров, актрис, сценаристов, режиссеров, композиторов, авторов и созда­телей коммерческих рекламных программ из состава техноструктуры киностудии, телевизионной компании или рекламного агентства и приемом их в мелкие независимые компании. Крупная фирма берет на себя в этом случае предоставление технические средств для производства и, что более важно, реализацию, демонстрацию или пере­дачу продукции в эфир. Подобно этому живописцы, скульпторы, пианисты и романисты [Когда покойный Ян Флеминг, создатель Джеймса Бонда, незадолго до своей смерти превратил себя в компанию с ограниченной ответственностью, то это вызвало отклики во всем мире] действуют практи­чески как фирмы, состоящие из одного человека, а что касается групп «рок»-музыки, танцевальных групп и ан­самблей народной музыки, то они выступают как мелкие товарищества которые обращаются к крупным организа­циям в поисках рынка для себя и своего продукта.

Там, где для производства требуется известная степень усилий со стороны художника и оно отчасти ценится за это, превосходство мелкой фирмы в художественной обла­сти часто будет способствовать ее выживанию в конкурен­тной борьбе с крупной организацией. Поскольку хороший художник не может или не будет подчиняться организа­ции, крупное, довольно негибкое предприятие, распоряжается не самыми лучшими талантами, а наиболее сговор­чивыми, которые в силу этого обстоятельства могут в большей степени быть отнесены к разряду второсортных. Подобное положение ни в коем случае не может объяс­няться только дурным или извращенным вкусом со сторо­ны организации. Крупная фирма должна иметь такие внешние характеристики товара, которые позволяют вы­пускать его крупными и экономически выгодными се­риями. Художественный вкус тоже должен подчиняться требованиям тех, кто, основываясь на интуиции, опыте и изучении рынка, хорошо осведомлен о том, в необходи­мости приобретения каких товаров можно убедить поку­пателя.

Художественная оценка подлежит дальнейшему изу­чению с точки зрения ее приемлемости, а это в свою оче­редь находится под сильным влиянием общего принципа, иногда преувеличенного, что никакое суждение даже не принимается во внимание, если в нем недостаточно учиты­ваются вкусы публики. В результате крупная фирма имеет большие серии, техническую эффективность, низкие из­держки и разработанную стратегию реализации за счет хороших “внешних качеств. Автомобильная промышленность, массовое производство мебели, промышленность бытовых приборов, производство контейнеров и многие другие отрасли дают многочисленные тому примеры.

В мелкой фирме, в которой художник играет домини­рующую роль или где, как минимум, дисциплина органи­зации менее жестка, имеется больше возможностей для самоутверждения личности, а это очень существенно. В результате разработка внешних качеств может быть лучше. Далее, если художник играет доминирующую роль, то художественное проектирование не будет подчиняться требованиям эффективности производственного процесса. Оно будет отражать представление художника о том, что хорошо, а не мнение инженера о том, что можно эффек­тивно производить, и не мнение специалиста по сбыту о том, что можно продать. Таким образом, технически менее оснащенная мелкая фирма благодаря своему малому раз­меру имеет преимущество в области искусства. При про­изводстве одежды, ювелирных украшений, часов, мебели, других домашних вещей и в кулинарном деле, жилищном строительстве и издательском деле это преимущество мо­жет быть значительным. Мелкая фирма неизменно об­служивает то, что называют верхушкой рынка, т. е. пред­лагает более дорогие товары более состоятельным потре­бителям, имеющим более развитый вкус или (возможно, это более общий случай) более солидную подготовку в этом отношении.

Иногда существование мелких фирм поддерживается крупными фирмами, нуждающимися в талантливых людях, работающих у мелких предпринимателей, но которых они сами не могут нанять. Крупные производители одежды покупают модели мелких модельеров; автомобильные компании ищут помощи у итальянских предпринимателей. Дюпон обращается к мелким фирмам в Париже и Нью-Йорке с целью разработки образцов тканей. Нетруд­но нанять химиков, отмети в беседе официальный пред­ставитель Дюпона несколько лет назад, и вы знаете, что получите. Но никто не знает, как нанять хороших художников, и они не станут жить в Вильмингтоне, штат Делавэр.

Мелкая фирма извлекает преимущества из особен­ностей потребительского спроса на работу художника. Характеристика такого спроса -количество, которое люди будут покупать по любой данной цене, – является функ­цией времени. Как здесь постоянно подчеркивается, лю­дей усиленно убеждают поверить в то, что техническое обновление – это хорошая вещь, что оно согласуется с про­грессом. При подобном положении вещей рынок обычно благоприятно реагирует на такие нововведения. Подобная реакция, разумеется, совпадает с интересами планирую­щей системы и является их отражением. Напротив, отно­шение общества к новаторству в искусстве не поддается такой установке. Поэтому первое впечатление от нового художественного направления почти неизменно неблаго­приятно. Новое обычно воспринимается как нечто оскорбительное или как гротеск. Так было с импрессионистами, кубистами, абстрактными экспрессионистами и такое же отношение наблюдается к современным представителям поп-искусства. Ситуация одинакова в прозе, поэзии и по­чти везде в музыке. Из этого следует, что первоначально рынок для новаторских работ, в искусстве почти всегда мал. Только по мере развития вкуса спрос расширяется. Но одних прельщает возможность, а другие находят удо­вольствие в том, чтобы казаться ценителями того, что от­вергают другие. Поэтому они готовы платить. Эта ситуа­ция, т. е. маленький рынок, на котором стоимость играет второстепенную роль по сравнению с качеством художе­ственного достижения, тоже хорошо подходит для от­дельного человека или мелкой фирмы [Хотя разница в реакции общества на техническое и художественное новаторство зависит от социальных условий, подобное объяснение не является полным. Возможно, что зрительные реак­ции от природы консервативны и лишь со временем претерпевают изменения. По этой причине новые и нелепые формы в одежде “или внешнем виде автомобилей, которые никому бы не пришло в голову объяснить художественными требованиями, становятся со временем зрительно терпимыми.].

В прошлом расходы на искусство были одним из наи­более распространенных проявлений богатства.

Достоинства гражданской и церковной архитектуры, ев украшений и торжественность гражданских приемов служили видимым мерилом общественных достижений.

Для частного домашнего хозяйства таким мерилом были пышность жилища и его картин, скульптуры, мебели, изысканность кушаний и приемов. Это было особенно характерно для таких городов, как Венеция, Флоренция, Генуя, Амстердам и Антверпен, которые ориентировались в основном на экономические успехи. Военные и сексу­альные «подвиги», успехи в придворных интригах и мане­рах и приверженность к гастрономическим и алкогольным излишествам всегда были главными соперниками искус­ства как проявления достижений цивилизации. Торговые города в отличие от королевских дворов обычно были ме­нее склонны ко всем подобным проявлениям.

В новое время значение искусства как мерила обще­ственных и личных успехов в значительной мере претер­пело относительный упадок. Научные и технические до­стижения обрели несравненно большее значение и претен­дуют на почетную роль, которая прежде ассоциировалась с военной доблестью. Мало кто теперь говорит о дисцип­лине, строевой выучке или храбрости солдат, моряков и летчиков. Теперь объектом восхищения и мерилом нацио­нальных достижений является превосходство их танков, ядерных подводных лодок, самолетов и систем наведения, которыми они оснащены.

Исследование космоса представляет собой еще более драматический пример использования научного и техни­ческого совершенства в качестве мерила национальных достижений. Подобно тому как средневековые города не­когда сравнивали великолепие своих кафедральных соборов и роскошь их убранства, так и современные сверх­державы выставляют напоказ количество, цели и сто­имость своих пилотируемых и непилотируемых экспеди­ций на Луну и другие планеты, а также своих космических лабораторий на орбите вокруг Земли. Награда, однако, продолжает оставаться отчасти метафизической и духов­ной [В своих заметках по поводу возвращения первых астро­навтов с Луны доктор Джордж С. Мюллер, руководитель про­граммы космических полетов НАСА, призвал американцев «не подменять духовные блага и долгосрочные достижения времен­ным материальным благополучием». Он неоднократно призывал к тому, чтобы «мы посвятили себя продолжению работы, столь благородно начатой тремя из нас, с целью показать, что эта страна по воле божьей присоединится ко всем людям в поисках судьбы человечества. Не следует, однако, преувеличивать силу такого духовного рвения. Впоследствии доктор Мюллер перешел на более высокое жалованье в качестве вице-президента «Дженерал дайнэмикс» (см.: R. F. Kau f m a n. The War Profiteers, Indianapolis and New York, Bobbs-Merrill, 1970, p. 80).]. Обычно доводы в пользу осуществления расходов на науку и технику частично состоят как раз в том, что эти расходы приносят огромную пользу человечеству. Что касается исследования Луны, то общепризнанно, что пользы от этого мало или нет совсем. А то, что мы не требуем в этом случае такой пользы, служит показателем нашей интеллектуальной и духовной зрелости. Здесь сно­ва мы сталкиваемся с влиянием удобной социальной добродетели.

Научно-технические достижения являются также традиционным мерилом достижений в других областях – фи­зике, химии, технике, авиации, вычислительной технике. Никому не пришло бы в голову придавать такое же зна­чение сравнительным достижениям Советского Союза и Соединенных Штатов в области живописи, театра, литера­туры и художественного конструирования. По крайней мере до недавнего времени при любой взаимной демон­страции живописи, поэзии или музыки обе страны были бы вынуждены отказаться от показа самых лучших или самых интересных работ. Американцы, отбирающие рабо­ты для такой выставки, должны были бы отклонить те работы, которые были бы заклеймены многочисленными критиками в конгрессе как инспирированные коммуниста­ми. Другая сторона должна отвергнуть работы, которые являются выражением буржуазного декадентства. По­скольку технические и научные успехи представляют со­бой общепринятое мерило общественных достижений, то из этого следует, что организация образования и другие виды оказания помощи в этих областях являются не только правильным, но и крайне желательным применением государственных средств. Искусство по очевидным причинам не может претендовать на аналогичное отношение.

Источник таких установок не вызывает никаких сом­нений. Он связан с техноструктурой и с планирующей системой, а также с их способностью навязывать свои ценности обществу и государству. Техноструктура при­влекает и использует инженера и ученого, но она не может привлечь художника. Техника и наука служат ее интересам; в искусстве же она в лучшем случае нуждается, но считает, что это хлопотное и загадочное дело. Подобная точка зрения обусловливает отношение обще­ства и правительства. Техника и наука общественно не­обходимы, а искусство – это роскошь.

Хотя достижения в области искусства перестали быть мерилом общественных успехов, не говоря о претенциоз­ных и понятных только посвященным вещах, они сохра­няют непреходящее и возможно возрастающее значение для отдельного человека и домашнего хозяйства. Повсе­дневные стандарты для оценки респектабельности и об­щего социального положения семьи избегают любых худо­жественных элементов. Они, напротив, ориентированы на предложение стандартных материальных благ. Обитате­ли дома с тремя спальнями считаются «состоятельнее» тех, кто живет в доме с двумя спальнями. Дальнейшее преимущество им дает обладание полностью оборудован­ной кухней и двумя автомобилями в отличие от семьи с одним автомобилем. Реклама делает упор на технические характеристики и новизну товаров, а не на их красоту. Нападки на внешние достоинства предмета часто вызывают негодующую реакцию. Именно это нужно людям. А критик – сноб.

Однако на более высоком уровне доходов художествен­ный вкус или претензии на него в архитектуре жилища, во внутреннем убранстве, в мебели, в планировке участ­ка и даже в пище и развлечениях начинают цениться сами по себе или как составная часть претензий на обще­ственное положение. В свою очередь это поддерживает значительный и растущий спрос на работу художников, а также тех, кто дает советы людям, страдающим от не­достатка уверенности в собственном вкусе. В результате значительная часть современной экономической деятель­ности зависит не от технических качеств товара или эф­фективности его производства, а от достоинств художни­ков, занимавшихся его оформлением. На этом держатся некоторые отрасли. Датская и финская мебель своими со­временными свойствами обязана не технической компе­тентности, а художественной ценности,

Послевоенный расцвет итальянской промышленности имеет ту же основу. Итальянские изделия выделяются не техническими особенностями, а внешним видом. В Со­единенных Штатах наблюдается такая же, хотя и менее заметная, тенденция. Однако ее существование еще редко признается: никому не приходит в голову поддерживать художника, а но инженера, ученого или коммерческого руководителя в качестве основы будущего промышленного развития. Но его монополия на художественные достиже­ния дает важные гарантии для сохранения мелкой фирмы.

В отдаленном будущем искусства и товары, являющи­еся отражением художественных достижений, в силу ука­занных причин будут приобретать все более важное зна­чение для экономического развития. Нет оснований апри­орно полагать, что научные и технические успехи служат конечными границами человеческого удовлетворения. С увеличением потребления в определенный момент можно ожидать преобладания интереса к прекрасному. Этот пе­реход решительно изменит характер и структуру экономи­ческой системы.

Сначала, однако, надо будет преодолеть социальную установку техноструктуры и планирующей системы, ко­торые, как уже было отмечено, отводят второстепенную общественную роль всему, что не может быть воспринято и использовано. Для перехода понадобится также пре­одолеть удобную социальную добродетель художника. Для этого требуется «слово», так как именно оно заставляет художника принять более низкую экономическую и соци­альную роль как для себя, так и для искусства вооб­ще.

Например, художник убежден, что к миру экономики он по своей натуре имеет слабое отношение. Его гордость отчасти основана на убеждении, что число тех, кто спосо­бен оценить работу истинного художника, тех, кто пра­вильно реагирует на ее смысл, должно быть всегда не­велико. Поэтому его рынок и соответствующее вознаграж­дение должны быть скудными, а это в свою очередь является свидетельством его заслуг. Чем больше лишений в его жизни, тем в большей мере он является художни­ком. Только самые благочестивые религиозные учрежде­ния разделяют убеждение художника, что заслуги нахо­дятся в обратном отношении к вознаграждению.

Этот взгляд художника на самого себя дает два соци­альных преимущества. Он позволяет экономить расходы на искусство, так как, если денежное вознаграждение при­водит не к улучшению, а возможно, напротив, к ухудше­нию качества произведения, оно, очевидно, должно быть сведено к минимуму. А это означает, что все, кроме незна­чительного меньшинства художников, будут безропотно пребывать в состоянии подчиненности и безвестности, ко­торое отводится беднякам и живущим на грани нужды. Они поэтому не конкурируют с управляющими, учеными и инженерами за почетное место в обществе. Не конку­рируют они с учеными и за государственные средства для поддержки искусства.

Претензии на государственные средства еще больше подрываются тем мнением, которое также в той или иной мере разделяется художником, что в отношении художе­ственного образования мало что можно сделать. Если иметь в виду только деньги, то можно подготовить любое число ученых и инженеров. Их можно готовить почти из любого человеческого материала. Число подготовлен­ных художников, однако, не может превышать количества людей с врожденными талантами, и предполагается, что количество населения, обладающего такими талантами, невелико, хотя неизвестно, почему дело обстоит именно так. А мнение людей в отношении искусства частично сводится к тому, что истинно вдохновенный художник превзойдет все препятствия на своем пути. Таким обра­зом, удобная социальная добродетель способствует мини­мизации потребности в расходах на художественное образование.

Стоит вспомнить, что еще приблизительно сто пятьдесят лет тому назад удобная социальная добродетель пред­ставляла ученого как личность со склонностями к от­шельничеству и замкнутости, помощь которому была, собственио, обязанностью частного патрона. Общественное звание художника, имеющее более древнюю историю и более прочное признание в обществе, было несравненно выше, и у художника было больше оснований претендо­вать на государственные средства. Ученый давным-давно отделался от своего монастырского происхождения; лич­ное благосостояние и поддержка государства больше не считаются вредными для его инстинкта созидателя. Напротив, они считаются необходимыми для него. В противоположность ему художник продолжает сильно зависеть от покровительства частных лиц. Вместе с остальным обществом он придерживается того мнения, что государ­ственная помощь искусству может создать угрозу для не­зависимого духа художника’. Ясно, что экономия на го­сударственных расходах в результате этого очень велика по сравнению с обществом, которое считает искусство не менее важным делом, чем, например, экспедиция на Луну.

Таким образом обстоит дело в области искусства. Оно остается главной опорой отдельного человека и мелкой фирмы. Оно будет также составлять все более значительную чacть экономической жизни. Возможности получе­ния удовольствия от художественных достижений не име­ют видимого предела; они, несомненно, выше, чем воз­можности, создаваемые техническим развитием.

Но эта экспансия была бы намного сильнее, если бы лучше понимались источники наших нынешних мнений в отношении искусства, науки и технологии. В настоящее время искусство может рассчитывать на совершенно не­значительное количество как частных, так и государствен­ных ресурсов по сравнению с наукой и техникой. Как мы видели, это является результатом не общественных пред­почтений, а обусловленного мнения. Людям, в том числе и самим художникам, навязано признание важности и при­оритета того, что находится в компетенции техноструктуры и планирующей системы и служит их интересам.[Архитекторы, в которых нуждается промышленность, сво­бодны от убеждения, что связь с экономическими интересами и личное богатство вредны для художественных достижений.]

Средства для раскрепощения мнений – для освобож­дения их от службы планирующей системе – это тема, к которой мы, несомненно, должны будем вернуться.