Китайская интерпретация интересов КНР в Центральной Азии
Интересы Китая в Центральной Азии определялись рядом факторов. Во-первых, Пекин стремился обуздать сепаратистские силы «Восточного Туркестана»; во-вторых, сохранить ЦА в качестве стабильного в стратегическом плане тыла; в-третьих, рассматривает некоторые республики региона в качестве весьма серьезных потенциальных поставщиков энергоресурсов и как своих партнеров в других сферах экономики.[1]
Главная цель КНР на этом этапе состояла в том, чтобы не допустить превращения региона в базу восточно-туркестанских сил за пределами Китая и каналом их связи с международным терроризмом. Поэтому Китай предлагает правительствам республик Центральной Азии ввести запрет на деятельность этих сепаратистов на территории своих стран и предотвращать проникновение через их территорию представителей террористических и экстремистских структур в КНР. Пекин исходит из того, что безопасность государств ЦА и СУАР взаимосвязаны, и нестабильность в Центральной Азии сказывается на безопасности северо-западного Китая.[2]
Китай стремился к тому, чтобы совместно со странами ЦА и Россией создать механизмы, которые обеспечат региональную безопасность в рамках ее коллективной защиты. Это является основной задачей Шанхайской организации сотрудничества.
В то же время сохранение Центральной Азии в качестве стабильного стратегического тыла Китая – важный аспект глобальной стратегии и геополитики Пекина. Это означало включение ЦА в общую внешнюю стратегию КНР, в том числе определение ее роли в этой стратегии. А сегодня первостепенное место во внешней политике Китая принадлежит (и будет принадлежать в обозримом будущем) региону, расположенному к юго-востоку от Китая. Говоря конкретнее, первостепенная и трудновыполнимая задача внешней стратегии Пекина на ближайшие десятилетия заключается в том, чтобы воспрепятствовать получению Тайванем независимости и быть готовым ответить на вызовы, которые Тайбэй может бросить в любой момент. В этом плане главная проблема Китая связана с возможной поддержкой Соединенными Штатами Тайваня как независимого государства и проводимой Вашингтоном политикой сдерживания экономического роста КНР. Оба эти фактора способствуют усилению китайско-американской стратегической конфронтации. Именно поэтому Пекину необходимо сконцентрировать свои усилия на данном, ныне основном для него стратегическом фронте, но вместе с тем и на других фронтах стране необходима стабильная и спокойная ситуация.
Таким образом, приоритеты в политике Китая определяют место Центральной Азии как стратегического тыла Пекина, что, однако, отнюдь не умаляет значение региона для национальной безопасности КНР в целом. Сохранение ЦА в качестве стабильного стратегического тыла Пекина зависит от трех условий. Во-первых, от решения спорных вопросов о границах между Китаем и странами региона и от установления мира и безопасности в приграничных районах. Обе эти задачи практически решены, осталось лишь прийти к договоренности по некоторым незаселенным и незначительным приграничным территориям. Во-вторых, от проведения странами Центральной Азии доброжелательной внешней политики по отношению к Китаю и от установления КНР приемлемых двусторонних отношений с этими республиками. В-третьих, Центральная Азия не должна находиться под контролем какой-либо сверхдержавы или группы сверхдержав, прежде всего тех, с которыми у Китая сложные геополитические и стратегические отношения. Из этого следуют основной принцип и задача политики КНР в ЦА, а именно: Китай должен сохранять дружеские отношения со странами региона и делать все возможное, чтобы не допустить контроля над ними со стороны группы сверхдержав или одной из них.
Одна из ключевых задач правительства КНР – поставка энергоносителей, необходимых для устойчивого экономического развития страны, а также диверсификация их источников. Пекин стремится диверсифицировать источники поставок углеводородов, в частности, налаживает контакты в этой сфере с Россией и с республиками Центральной Азии.
По сравнению с другими державами политическое влияние Китая в ЦА слабее; у него нет возможности оказывать экономическую помощь в таком же размере, что и США. Кроме того, культура и политическая модель КНР не столь привлекательны для элит стран ЦА, особенно для молодежи ее республик.
Создание Шанхайской организации сотрудничества открыло для Китая стратегический путь в Центральную Азию и стало прорывом в его дипломатии в регионе. Ныне ШОС является для Китая механизмом обеспечения безопасности, каналом для участия в делах стран Центральной Азии и создает основу для их всесторонних связей. Кроме того, образование ШОС означает, что Китай и Россия пришли к стратегическому компромиссу, достигли стратегического баланса в ЦА, признают интересы друг друга в данном регионе и успешно развивают стратегическое взаимодействие. Однако западные СМИ оценивают создание этой организации как попытку Китая и России не допустить США и НАТО в центральноазиатский регион. В конечном счете, существование ШОС дает Пекину возможность укрепить свои позиции в Центральной Азии с помощью придания им динамики и расширения возможностей.
С точки зрения китайских стратегов, события 11 сентября подорвали роль ШОС в деле обеспечения безопасности Центральной Азии и затормозили рост влияния Китая, что негативно сказалось на его позициях. Однако, хотя Пекин и осознает влияние геополитических факторов, он не оценивает отношения с США исключительно в рамках соперничества и конфронтации. К тому же он не воспринимает автоматически любое столкновение своих интересов и интересов Вашингтона в каком-либо регионе как эквивалент китайско-американской конфронтации.
Китайские стратеги считают, что если США установят свой контроль над ЦА, то они смогут держать в руках экономически развитую Европу и Восточную Азию и, возможно, другие районы мира. Сравнивая успешное военное проникновение США в Центральную Азию с расширением НАТО на восток, китайские эксперты пришли к выводу, что в реальности действия Вашингтона намного превзошли цели и задачи Североатлантического альянса. В стратегическом плане это означает, что в будущем не только возможно давление с обеих сторон на Россию, но и игнорирование главенства России и Китая в этом регионе.
Проводимая сегодня в Китае политика «генерального освоения западных районов» – важное звено интеграции экономики КНР с экономикой государств Центральной Азии. Китай исходит из того, что при сегодняшних темпах добычи нефти в России ее запасы в стране могут иссякнуть до 2040 года. Поэтому энергетические ресурсы ЦА приобретают большое значение в обеспечении стратегии развития Китая в XXI веке.
Пекин исходит из того, что дальнейшее развитие ситуации в регионе во многом зависит от того, как долго продлится в нем военное присутствие США. Поэтому КНР предстоит строить свою центральноазиатскую стратегию вокруг ШОС, укреплять положение и совершенствовать механизм ее действий, искоренять функциональные недостатки этой организации, чтобы она могла играть ведущую роль в решении проблем региона.
Китайские эксперты видят три возможных сценария развития ситуации в Центральной Азии с учетом их влияния на интересы КНР.
- Соблюдение баланса интересов и сохранение нынешнего положения. Как единственный гегемон, при реализации своих планов США будут учитывать роль и решения ООН и другие международные нормы. При этом перед принятием важнейших решений по глобальным проблемам Вашингтон будет обсуждать их с Москвой и прислушиваться к мнению Пекина. В решении центральноазиатских проблем Соединенные Штаты постараются сдерживать свой эгоизм, не игнорировать интересы России и стран региона, будут стремиться к сохранению стабильности и спокойствия в ЦА, способствовать созданию эффективных механизмов антитеррористической борьбы.
- Конфронтация и столкновение держав. Россия осознает предел своему отступлению перед растущей угрозой ее интересам в Центральной Азии, исходящей от США. Изменение ситуации вокруг борьбы с терроризмом может внести перелом в американо-российские отношения и привести их к жесткой конфронтации. Дальнейшие шаги Москвы зависят от планов и действий Вашингтона. Осознав угрозу своим жизненным интересам, она может пойти на конфронтацию с США и при этом оказывать сильное давление на страны Центральной Азии.
Для России сближение США с Китаем является весьма нежелательным сценарием развития событий. Сотрудничество Москвы с Пекином в рамках ШОС и совершенствование механизмов этой международной организации могут служить противовесом политике Вашингтона в ЦА.
- Отказ держав поддерживать баланс сил в регионе. Россия отказывается от своего приоритетного положения в регионе. Но и в таком крайне нежелательном случае Москва не откажется от приоритетной для нее казахстанской политики. Для Китая также нежелательно отступление России из Центральной Азии. Эффективная деятельность механизмов ШОС призвана способствовать сохранению влияния Москвы в регионе.
Итак, основные интересы Китая в Центральной Азии таковы: борьба с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом; сохранение стабильности в регионе; поощрение экономического процветания ЦА; обеспечение дружественных отношений ее республик с Китаем; создание такого положения, при котором эти страны не попадут под контроль одной из сверхдержав; предотвращение создания в регионе военных блоков, направленных против Пекина; обеспечение доступа КНР к энергоресурсам.[3]
Чжао Хуашен (директор Центра российских и центральноазиатских исследований и Центра по изучению ШОС Фуданского университета) остается на своих прежних позициях: Центральная Азия есть и будет уникальным регионом, где США, Россия и Китай взаимодействуют, сотрудничают и имеют общие интересы в плане безопасности. Чжао Хуашен очерчивает общие интересы каждой пары треугольника, не забывая указать и сферы соперничества. Так, в крайне осторожной форме автор обращает внимание на то, что Пекин беспокоит военная активность РФ в регионе. Кроме того, он не желает, чтобы его рассматривали (даже в Москве) в качестве «аутсайдера» в регионе. Что касается отношений с США, то здесь Хуашену проще сформулировать позицию КНР. Она заключается в неприятии американского военного присутствия в Центральной Азии (хотя он признает незначительный позитивный аспект), а также любой политики США, содержащей элементы вмешательства во внутренние дела суверенных государств. В дальнейшем, развивая эту тему, автор признает в качестве самой серьезной угрозы китайским интересам т.н. цветные революции.[4]
В заключение автор прогнозирует, что в ближайшие 5-10 лет Китай будет иметь дело с нестабильной Центральной Азией. Сложной задачей, считает автор, для внешней политики КНР будет придерживаться политики невмешательства, и особенно в Центральной Азии. Тем не менее, прогнозирует Чжао Хуашен, маловероятно, что Китай откажется в близкой и среднесрочной перспективе от своего принципа не размещать войска за границей. Однако не может не тревожить тот факт, что китайские политологи уже начали вслух обсуждать саму подобную идею. В целом автор прогнозирует, что повестку дня в регионе будут определять российско-китайские отношения, а не российско-американские (Чжао Хуашен уверен, что Соединенные Штаты в перспективе покинут регион). Но в общем ситуация в Центральной Азии будет определяться экономическими параметрами, а не политическими и тем более – геополитическими, и Китай приложит все силы, чтобы сохранить за собой экономическое лидерство и влияние.
Тем самым Китай в своей политике в отношении Центральной Азии руководствовался т.н. паназиатской стратегической концепцией, целью которой является экономическая и транспортная интеграция Центральной Азии и Западного Китая с дальнейшим подключением этих регионов в единую сеть коммуникаций с внутренними и прибрежными районами КНР. При этом Пекин имел в виду не только экономическую интеграцию, но и усиление в перспективе своего политического и культурного влияния, а также демографического присутствия.[5]
Таким образом, главными задачами стратегии Китая в отношении Центральной Азии являлись, во-первых, обеспечение стабильности на своих западных границах и содействие реализации программы ускоренного экономического развития Запада КНР. Во-вторых, обеспечение гарантированного доступа к источникам энергии для быстро развивающейся своей экономики.[6] И в-третьих, противодействие доминирующему влиянию США на экономическом, политическом и военном уровнях.[7] Однако, китайская стратегия в Центральной Азии была на тот момент не самостоятельна, а детерминирована позициями таких держав как Россия и Соединенные Штаты.[8]
Появление США в 2001-02 гг. в Центральной Азии в качестве активного военно-политического игрока моментально перечеркнуло все геополитические достижения КНР за последние десять лет. В последние два года продолжается передислокация уйгурских и антикитайских сепаратистских организаций из Европы на территорию США, продолжаются их финансирование и организационная поддержка. Это означает, что США как минимум оставляют для себя запасные инструменты давления на Пекин на случай конфронтации с ним.[9] Но самым важным американским инструментом остается военно-политическое присутствие Вашингтона в Центральной Азии.[10]
Не имея реальных рычагов воздействия на государства региона с целью снятия этого вызова, Китай в целях обеспечения своей безопасности, с одной стороны, усилил войсковую группировку, дислоцированную в СУАР КНР. А с другой – предпринял усилия по укреплению «китайской составляющей» в структурах региональной безопасности, прежде всего, в ШОС.[11]
В этой области Китай, как и все участники организации, сталкивается с тремя проблемами: Первая: как на практике изменить идеологическую направленность ШОС, которая, явно или неявно, изначально состояла в противодействии росту американского влияния в регионе. Вторая: где найти источники финансирования экономического сотрудничества в регионе, понимая, что ни Россия, ни Китай не обладают необходимыми резервами роста. Третья: как согласовать антитеррористическую работу ШОС и военно-политическое сотрудничество стран – членов ШОС с аналогичной работой внутри Договора о коллективной безопасности, куда входят все страны ШОС кроме Китая и Узбекистана.
В российско-китайском сотрудничестве в рамках ШОС главная проблема состояла в асимметрии этой организации, которая по существу объединяет КНР и страны, входящие в разные постсоветские образования на пространстве СНГ, и это объективно затрудняет полноценное участие Китая в принятии решений и, как следствие, снижает эффективность работы организации в целом.
Главная цель для Китая на предыдущем этапе – это добиться ликвидации угрозы со стороны групп боевиков, поддерживающих идею независимости т.н. Восточного Туркестана. С другой стороны, Китай, используя совпадение своих интересов по борьбе с терроризмом с аналогичными интересами России и США, ставил задачу повысить свою политическую роль в регионе. В дальнейшем ситуация качественно изменилась. Во главу угла стали ставиться не только чисто экономические, но и геостратегические интересы.
Сейчас, когда Россия находится в относительном упадке, сделали вывод в Пекине, растущий Китай представляет себя экономическим локомотивом и даже моделью развития для всего региона. Это означало, что Китай считает себя в состоянии задавать тон в регионе, чего он не мог делать в прошлом.
[1] Взгляды китайских политологов изложены в I-м томе настоящего издания. См.: Центральная Азия в зарубежной политологии и мировой геополитике. Том I: Центральная Азия и Казахстан в современной политологии. – Алма-Ата: КИСИ, 2005. – C. 540-561.
[2] Чжао Хуашэн Китай, Россия, США: интересы, позиции, взаимоотношения в Центральной Азии // Центральная и Кавказ. 2004. №.5. С.131-140; № 6. С.86-94; Ли Лифань, Дин Шиу Геополитические интересы России, США и Китая в Центральной Азии Центральная Азия и Кавказ. 2004. № 3. C. 161-169.
[3] См. также: Сыроежкин К.Л. Проблемы современного Китая и безопасность в Центральной Азии. – Алматы: КИСИ, 2006. – 299 с.; Китай в ХХI веке: актуальные тенденции развития ключевых сфер жизни. Под ред. А.С.Каукенова. Т. 2. Китай и Центральная Азия. – Алматы: ИМЭП, 2008. – 292 с.; Чжао Хушен. Китайская дипломатия в Центральной Азии. – Пекин: Шиши чубаньше, 2008. – 465 с. (на китайском языке).
[4] Rumer E., Trenin D., Zhao Huasheng.. Central Asia: Views Washington, Moscow and Beijing. With an Introduction by R.Menon. – Armonk, New York, London: M.E.Sharpe, 2007, рр.
[5] Munro R. Central Asia and China // Central Asia and the World. Ed. by M.Mandelbaum. New York: Council on Foreign Relations Press, 1994, p. 226-336; Wacker G. China’s Interests in Central Asia // The Development of the Soviet Successor States in Central Asia.Its Implications for Regional and Global Security. Hrsg. von U. Halbach.– Koln: BIOIS,1995. S.105–110; Wacker G. Die Zentralasiatischen GUS–Staaten aus chinesischer Perspektive. – Koln: BIOIS, 1997 (15). S.37–38.
[6] См.: Матвеев В. Газовая политика Китая в государствах Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2008. № 5. С. 93-103; Сыроежкин К.Л. Интересы Китая в Центральной Азии // Первый Форум по проблемам безопасности и сотрудничества в Центральноазиатско-Каспийском регионе. – Алматы: ИМЭП, 2008. – С. 38-46; Чжу Сяньпин. Сотрудничество КНР со странами Центральной Азии в области транспортировки энергетических ресурсов // ШОС и проблемы безопасности и сотрудничества в Центральной Азии. – Алматы: КИСИ, 2008. – С. 95-103; Peyrouse S. La présence chinoise en Asie centrale. Portée geopolitique, enjeux économiques et impact culturel. Etudes de CERI. 2008. No 148; Peyrouse S. Chinese Economic Presence in Kazakhstan. China’s Resolve and Central Asia’s Apprehension // Chinese Perspectives. 2008. No 3, pp. 34-49.
[7] См.: Кан Сам Гу. Китай и Центральноазиатский регион (взгляд из Сеула) // Проблемы Дальнего Востока (Москва). 2002. № 5. С.39-44; Хамраев Ф. Политика Китая в Центральной Азии // Analytic. 2004. № 4. С. 12-14; Мукимджанова Р. Государства Центральной Азии и Китай: проблемы и перспективы сотрудничества // Центральная Азия и Кавказ. 2004. № 8. C. 66-76.
[8] См.: Брауэер Б. Борьба за влияние в центрально-азиатском регионе // Internationale Politik (рус. вер.). 2002. № 2. С.27-35; Охотников С. Китай и Центральная Азия после начала антитеррористической операции в Афганистане // Центральная Азия и Кавказ (Швеция). 2002. № 5. С. 21-32.
[9] См.: Сыроежкин К. Россия-США-Китай и Центральная Азия // Безопасность Центральной Азии и интересы внешних сил. – Москва, 2004. – С.38-47; его же. Россия-США-Китай и Центральная Азия // США и страны Центральной Азии: реалии и перспективы взаимоотношений. – Алматы: КазНУ, 2004. С.88-104.
[10] Gill B., Oresman M. China’s New Journey to the West. China’s Emergence in Central Asia and Implications for U.S. Interests. A report of the CSIS Freeman Chair in China Studies. Foreword by Z.Brzezinski. – Washington, D.C.: The CSIS, 2003. – XI+51 pp.
[11] Syroezhkin K. Central Asia between the Gravitational Poles of Russia and China // Central Asia: the Gathering Storm. Ed. by Boris Rumer. – Armonk, New York, London: M.E.Scharpe, 2002, pp. 109-207; Guangcheng Xing. China and Central Asia // Central Asian Security. The New International Context. Eds. by R.Allison and L.Jonson. – London: RIIA, 2001, pp. 152-170; Oresman M. Beyond the Battle of Talas: Chinas Re-emergence in Central Asia // In the Tracks of Tamerlane. Central Asia’s Path to the 21st Century. Eds. by Burghart D.L., Sabonis-Helf Th. – Washington, DC: NDU, 2004, pp.401-424.